Она действительно знает, чем может закончиться этот вечер. Но почему-то поехала. Словно она в той прежней жизни, когда можно было так смело доверять человеку. Или это происходит потому, что он спас ей жизнь. А может, потому что они сейчас за стенами.

А еще ему доверяет Мишонн.

А может, потому, что он не знал ее прежде. Что для него она такая, какая есть сейчас. Что с ним не нужно думать о том, что сказать или как поступить, чтобы ненароком не обидеть. И в ее голову даже мимолетно не приходит мысль, что он бросил ее когда-то…

Как это бывает с ее близкими. Как это бывает с Дэрилом…

Почему ночью все кажется таким простым и легким, но стоит только наступить утру, и все исчезает? Убеждения превращаются в иллюзии, а те уходят с рассветом подобно ночным снам, рассеиваются в рассветной дымке…

Дэрил приходит в дом Мэгги и Гленна тем же вечером. Приходит именно к ней, а не к ее сестре или ее мужу. Потому что выходит практически сразу вслед за ней на крыльцо, куда она сбежала вдруг в волнении. Словно ей снова шестнадцать лет, и она не знает, куда ей следует деть руки-ноги.

Он садится напротив нее на перилах крыльца, и она вдруг возвращается в прошлое. На веранду домика самогонщика, когда точно так же в животе бились бабочки от одного только его присутствия. И она начинает волноваться. Ей нужно завести разговор, и Бэт вдруг заговаривает о звездах. О звездах, на которые так любит смотреть с крыши крыльца здесь, в Александрии, и которые сейчас начинают медленно загораться на темнеющем небосводе. О том, какие истории они хранят в своей вышине и могут рассказать им.

– Нет, не о том, как вывести тебя куда-то, - говорит Бэт, вспоминая, как Дэрил когда-то учил ее определять направление в ночном лесу. – Истории о мужестве, предательстве, разлуке и любви…

Она ловит тут же на себе его пристальный взгляд, такой же, как когда она заговорила о трупе в доме похоронщика. И чувствует, что волнение захватывает ее еще больше. А когда Бэт волнуется, то она становится, на удивление, болтлива. Вот и сейчас ее буквально прорывает, и она начинает говорить и говорить без остановки. Вспоминая все, что когда-то читала или изучала в школе на уроках астрономии. Надеясь, что он не знает этих историй и не заметит, если вдруг она ошибется в каких-то деталях.

Боже, какая же ты идиотка, Грин!

Дэрил внимательно слушает ее и молчит. Просто смотрит на нее. А бабочки в ее животе все бьются и бьются в сумасшедшем ритме. И, наверное, это от воспоминания о том, какой пьяной она была тогда на веранде, так кружится голова, и бьется сердце.

Наконец она замолкает, когда понимает, что больше не знает никаких историй или легенд. Теперь ее очередь смотреть на него и молчать. И только тогда он произносит хрипло после небольшого молчания, повисшего между ними мягким облаком:

– Индейцы оджибве верят, что звезды – это дома хороших людей, которых забрал к себе на небо Гичи Маниту, Великий Дух. Иногда я смотрю на них и ищу дом твоего отца. Потому что Хэршел где-то там теперь, среди звезд…

Бэт ничего не может с собой поделать при этих словах. Она вдруг вспоминает отца, стоящего на коленях, и лезвие у его горла. И начинает плакать. Слезы так и катятся из ее глаз, а она, как ни пытается, так и не может остановить их. Закрывает лицо руками, чтобы не видеть Дэрила. Его огорчения от того, что он невольно расстроил ее. Не видеть боли, которую он разделяет с ней в этот момент. Слезы приносят с собой головную боль, которую никогда не было сил терпеть. Начинает шуметь в ушах, грозя очередным приступом, и тогда она убегает с крыльца в дом…

Боже, какая же ты идиотка, Грин!

Она после лежит в кровати и думает, что он больше никогда не придет. Потому что знает, как легко его можно оттолкнуть. Как легко он может закрыться снова. А потом думает о точках. О тех исходных точках, на которых прервались ее отношения с близкими и родными ей людьми. Они снова начинают с этих точек – с момента нападения Губернатора на тюрьму. Но ведь тогда выходит, что у них с Дэрилом совсем иная точка…

Вернее, их две. На которую из них они вернутся сейчас? К той, что у остальных – на момент атаки? Или к той, что была оставлена многоточием доме похоронщика?

А потом понимает, что для них вообще нет никаких точек, кроме той, с которой начался отсчет ее новой жизни в семье. Потому что для него она всегда будет той же девочкой из тюрьмы, мимо которой он всегда проходил, едва здороваясь. Даже если они будут и дальше так же сидеть на крыльце в темноте и смотреть на звезды. Потому что есть Джинджер… Джи…

Во второй раз Алекс везет Бэт совсем в другое место на стене. Когда они забираются на нее, то перед ней открывается большое зеленое пространство, словно кто-то разлил изумрудной краски. В траве яркими пятнами то небольшими группками, то поодиночке виднеются головки полевых цветов. А за этим зеленым простором раскинулось синяя полоса реки Потомак.