– Это утомительно, – нахохлился Берт. – Как представлю эти бесконечные службы, совещания, послушания, еще эту необходимость носить сюртуки… кстати, нижнее белье у вас тоже регламентировано?

Юноша, обычный молодой человек из мира мог вспыхнуть и обидеться. Мог предположить нечистые помыслы, да что угодно. Мог застыдиться. Эйнор – снова засмеялся.

– Вы придаете слишком много значения несущественным вещам, месье Франк. Регламентировано, но не жестко. Мы служим Высшему Существу, и нам позволено делать это с разумными удобствами. Так что нам позволены некоторые вольности. Это действительно важно?

– Это любопытно. Я помню, когда мне было восемнадцать, я носил ирокез и пирсинг. Кучу пирсинга. И татуировки. На совершеннолетие подарил себе рукав. Зарабатывал на него добрых полгода. Причем главным условием было как у приятеля из соседнего квартала, но круче. А кроссовки! У матери глаза слезились, до того яркий у них цвет был. Юность это все-таки время самовыражения. Так что я с трудом представляю, чтобы в восемнадцать лет носить точно такой же сюртук, или пиджак там, как у всех других.

– У вас есть татуировки? – восхищенно спросил Эйнор.

– А то! – гордо ответил Берт.

Эйнор колебался. Эйнора раздирало любопытсто. Любопытство в нем боролось с вежливостью, и та была поддерживаема желанием казаться взрослым и сдержанным, а возможно, и какими-то третьестепенными доводами разума. Любопытство победило. Потому что было юно и принадлежало Эйнору изначально, а не было воспитываемо дядюшкой и прочими старшими братьями.

– А можно посмотреть? – смущенно спросил он и виновато улыбнулся.

– Парень, – с упреком сказал Берт, – вот сейчас я с полным основанием могу пригласить тебя к себе в номер, и если бы в тебе была хоть толика малого смысла, ты жал бы уже на тревожную кнопку и улепетывал к дяде под сутану. В тебе вообще нет здравого смысла?

Эйнор недоуменно смотрел на него.

– Вы намекаете, что это неприлично? – робко предположил он.

– Я прямым текстом говорю, что могу оказаться маньяком, обожающим пить кровь молоденьких церковных служек, а ты так легко соглашаешься ступить в ловушку.

– А вы – действительно?

– Да нет же!

– Ну тогда все в порядке. Если, конечно, я не веду себя назойливо.

– Да брось. – Отмахнулся Берт. – Идем. Какао не предложу, потому что нет. Чая вроде тоже нет. Есть кола.

– Спасибо, – жизнерадостно поблагодарил Эйнор.

Мальчик он был прехорошенький. Консьержка удивленно посмотрела на него и подозрительно на Берта, а через две минуты, расплывшись в улыбке, рассказывала Эйнору, как ухаживать за розой. Он, казалось, не шел, а порхал – по лестнице взлетал легко, не касаясь ступеней, замер у двери в номер Берта и ждал его, тяжело ступавшего, позевывавшего, не торопившегося жить.

– Я, если честно, удивлен, что у вас есть такие штуки, – искренне сообщил Эйнор. – Вы кажетесь таким серьезным человеком, здравомыслящим, это просто неожиданно, что у вас есть татуировки. Ну и еще вы так легко о них говорите.

– Чего так? В чем проблема-то? – буркнул Берт, сосредоточенно закатывавший рукав рубашки.

– Вы не испытываете сожаления, что сделали их?

– Честно?

Эйнор кивнул и преданно уставился на него.

– Я жалею, что поторопился, не подкопил еще деньжат и не сделал цветные. На нашей улице жил такой шикарный мастер, мог по паре слов нарисовать любую картинку точь-в-точь как надо и так ее нанести, что она оказывалась ровно на своем месте. Эх, жалко придурка. – Берт печально вздохнул и вытянул руку. – Вот такой он у меня красавец.

Эйнор жадно изучал ее.

– Я тоже хочу, – печально произнес он. – Не такую глобальную, а совсем небольшую штучку. Вот здесь, – он провел пальцем слева по груди.

– И? Тебе нужны деньги, но их нет?

– Нет, я не хочу делать это без благословения его преосвященства. А он его не дает. Говорит, что я юн и глуп и предлагает повременить еще год. Уже третий раз предлагает.

Он поднял на Берта печальные глаза – огромные, льдисто-серые, окруженные длинными и пушистыми ресницами – как у Горрена, – но куда более теплые и доверчивые.

– А ты все хочешь?

Эйнор решительно кивнул и принял степенную позу: выпрямил спину, скрестил ноги в щиколотках и сложил руки на коленях. Принялся осматривать комнату, но ему наскучило, и он снова перевел взгляд на Берта.

– Ну так спросишь на четвертый и пятый. Когда-нибудь любое преосвященство сдастся.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Эйнор.

– Если вам, конечно, это не запрещено, – походя заметил Берт и поставил перед ним бокал с колой.

– Не рекомендуется, – дипломатично поправил его Эйнор.