Лорд Кристофер Карн был нервным, нерешительным молодым человеком в очках с толстыми стеклами. Роста он был маленького, волосы имел жидкие и слегка заикался. В целом внешность его к себе не располагала.

— Мой отец — страшный человек, — сказал он. — Можно подумать, что десять заповедей были написаны только затем, чтобы он их н-нарушал. Особенно седьмую!

— Прелюбодеяние?

— Именно. Сандмен, он плюет на нее!

Глаза лорда Кристофера за стеклами очков округлились, словно его ужасала сама мысль о прелюбодеянии.

— Я т-так считаю: мой отец, как многие закоренелые грешники, оскорбляется, если грешат против него. Он согрешил со множеством чужих жен, капитан Сандмен, но взбесился, когда ему изменила его собственная.

— Ваша мачеха?

— Она. Он грозился убить ее! Я сам слышал.

— Грозиться убить и убить — не одно и то же, — заметил Сандмен.

— Я понимаю разницу, — на удивление резко сказал лорд Кристофер, — но я говорил с лордом Александром, и он сказал, что вы проводите дознание по делу осужденного художника, Корде. Не могу поверить, что он это сделал! Зачем ему? Что у него был за мотив? Но у моего отца, Сандмен, у отца был мотив! — выпалил лорд Кристофер. — Возможно, вы поймете, если я немного расскажу вам о своей матери.

Сандмен стал слушать. Первая жена графа, мать лорда Кристофера, происходила из благородной семьи и, по его утверждению, была просто святой.

— Он обращался с ней отвратительно, мучил, оскорблял, но она до самой смерти в восемьсот девятом году сносила все с христианским терпением. Да упокоит Господь ее душу. Он едва ли о ней скорбел и все так же таскал женщин к себе в постель. Одной из них была Селия Коллет. В три раза его моложе! Но он на ней помешался, а она была женщиной умной, Сандмен, умной. — Она танцевала в кордебалете в театре «Сан парей». Знаете такой?

— Знаю, — мягко сказал Сандмен.

«Сан парей» на Странде был одним из новых театров, в котором давали представления с танцами и пением.

— Она отказывала ему в б-близости, пока он не женился на ней, а потом устроила ему веселую жизнь!

— Вы, очевидно, не любили ее? — заметил Сандмен.

Лорд Кристофер покраснел.

— Я был едва с ней знаком, — встревожился он, — но за что ее было любить? Женщина без веры, манеры так себе, образования никакого.

— Для вашего отца это имеет значение?

— Ему наплевать на Бога, на образование и на манеры. Он ненавидит меня, Сандмен, потому что состояние закреплено за мной.

Сандмен понял, что собственность семьи закреплена за лордом Кристофером, потому что его дед до такой степени не доверял нынешнему графу Эйвбери, что полностью лишил того возможности ее унаследовать. Хотя граф мог жить на доход от собственности, капиталом, землей и ценными бумагами распоряжались попечители, а после смерти все отходило лорду Кристоферу.

— Он ненавидит меня, — не только из-за состояния, а из-за того, что я выказал желание принять духовный сан. И отец знает, что, когда состояние перейдет ко мне, я употреблю его на служение Господу. Это его бесит.

— Ваша мачеха держала много прислуги в доме на Маунт-стрит. Что случилось со слугами? Могли они уехать в имение вашего отца?

Лорд Кристофер удивленно моргнул:

— Могли. Почему вы спрашиваете?

Сандмен пожал плечами, как будто вопросы, которые он задавал, были праздными. Правда же была в том, что лорд Кристофер ему не понравился и он утратил желание продолжать разговор. Поэтому он не стал говорить о Мег, а ответил, что просто хотел бы узнать от слуг, что случилось в день убийства.

— Если они преданы отцу, они вам ничего не скажут, — сказал лорд Кристофер.

— Почему преданность должна связать им языки?

— Потому что он убил ее! — выкрикнул лорд Кристофер. — Или п-по крайней мере устроил убийство. У него есть верные люди, которые выполняют его приказы. Вы должны сказать министру внутренних дел, что Корде невиновен.

— Сомневаюсь, что мои слова что-нибудь изменят. Чтобы отменили приговор, я должен представить либо настоящего убийцу, либо неопровержимые доказательства невиновности Корде. Одного мнения, увы, недостаточно.

— Боже милостивый! Значит, у вас пять дней, чтобы найти настоящего убийцу? Мальчик обречен, верно?

Сандмен боялся, что так оно и есть, но не хотел этого признавать. Пока.

В половине пятого утра в окнах «Трактира Георга» тускло горела пара ламп. Кучер в накидке и сине-красной ливрее королевской почты зевнул и щелкнул кнутом на рычащего терьера, который крадучись отбежал от тяжелых ворот каретного сарая, когда их со скрипом открыли. Внутри отливала лаком темно-синяя почтовая карета. Карету вручную выкатили в мощеный двор. Из конюшни вывели восьмерку ретивых, пританцовывающих коней. Два кучера, вооруженные короткоствольными ружьями и пистолетами, заперли багажное отделение и стали наблюдать, как запрягают лошадей.