— Я не могу допустить, чтобы он вез меня в… — Робин не закончила. Воображения не хватало, чтобы представить, что ждет ее в конце плавания, если… Мисс Баллантайн ясно увидела, как «Гурон» входит в порт. На причале стоит стройная красивая аристократка-француженка в кринолине, бархате и жемчугах, а рядом с ней трое маленьких сыновей машут высокому надменному человеку, стоящему на юте «Гурона».

Она пыталась изгнать это видение из мыслей и сосредоточиться на звуках, которые издавал клипер, весело мчавшийся по волнам. Гудел корпус, скрипела и трещала обшивка, грохотал такелаж, топали по палубе босые ноги — это матросы тянули за фал, приводя рею к ветру. Из-под ног доносился приглушенный скрип, словно писк крысы в когтях кошки, — это рулевой корректировал курс «Гурона», и румпель-штерт нехотя бежал по блокам.

Этот звук что-то смутно напомнил ей, и она застыла, снова затрепетав, но на этот раз не от унижения. Ей вспомнился рассказ Клинтона Кодрингтона о том, как он, молодой лейтенант, во главе небольшого отряда был послан отрезать от берега невольничьи суда, стоявшие в речном устье. Река кишела небольшими корабликами, багала и дхоу.

«У меня было слишком мало людей, чтобы захватить их сразу всех в качестве призов, так что мы перескакивали с корабля на корабль и перерезали рулевые канаты. Они беспомощно ложились в дрейф, и позже мы смогли подойти и собрать те суда, чьи команды не сбежали на берег».

Робин очнулась от воспоминания и поспешила в угол каюты. Она уперлась спиной в переборку, приналегла обеими ногами и кое-как сдвинула с места тяжелый сундук, стоявший посреди каюты. Потом ока опустилась на колени.

В палубе был небольшой люк, пригнанный так плотно, что в стыки невозможно было просунуть лезвие ножа, но в дерево было заподлицо вделано небольшое железное кольцо. Как-то раз во время плавания по Атлантике к ней постучался помощник плотника и, многословно извиняясь, оттащил в сторону сундук, открыл люк и спустился вниз с горшком смазки.

Узница попыталась открыть люк, но он был закрыт слишком плотно. Она стянула с сундука шерстяную шаль и продела ее в железное кольцо. Так она нашла более удобную точку опоры. Робин еще раз потянула, люк медленно подался и вдруг резко откинулся, громыхнув так, что она испугалась: грохот мог насторожить Натаниэля. На полминуты доктор застыла на месте и прислушалась, но из-за двери каюты не доносилось ни звука.

Пленница встала на четвереньки и заглянула в открытый люк. Из темной квадратной дыры повеяло ветерком, и она ощутила густой запах смазки, вонь трюмной воды и ужасающее зловоние невольников, которого не могла смыть никакая уборка, никакой щелок. От этого запаха ее ярость вспыхнула с новой силой. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела невысокий узкий туннель, в котором размещалось рулевое устройство «Гурона». В туннеле едва хватало места, чтобы вдоль трюма по нему мог проползти человек.

Рулевые канаты спускались с палубы, проходили через тяжелые железные блоки, привинченные болтами к мидель-шпангоуту корабля, поворачивали и шли к корме вдоль узкого деревянного туннеля. Шкивы блоков были покрыты черной смазкой, а рулевые канаты сплетены из свежей желтой пеньки. Толщиной они были с человеческую ногу, и молодая женщина физически ощутила их могучее натяжение — канаты были твердыми, как стальные стержни.

Она осмотрелась, ища, чем можно их перепилить — ножом или скальпелем, но сейчас же поняла всю бесполезность этих жалких инструментов. Даже сильный мужчина с топором о двух лезвиях с трудом смог бы разрубить эти тросы, к тому же в узком туннеле негде замахнуться топором. Даже если бы ему удалось повредить один из них, лопнувший канат разорвал бы его в клочья.

Существовало только одно средство, один безотказный способ, но она вздрогнула, представив, что будет, если пожар выйдет из-под контроля, а «Черный смех» со своими паровыми насосами и шлангами не сможет достаточно быстро прийти на помощь. Робин однажды уже отказалась от мысли о поджоге, но сейчас, когда помощь так близка, когда последний шанс вот-вот исчезнет, она была готова пойти на любой риск.

Доктор стянула с деревянной койки серое шерстяное одеяло и скрутила его в комок, потом встала и сняла с подвески масляную лампу. Второпях пальцы двигались неуклюже. Она отвинтила крышку маслоприемника в основании лампы.

Она пропитала одеяло маслом и огляделась в поисках чего-нибудь легковоспламеняющегося. Дневники? Нет, только не это. Робин вытащила из сундука руководство по медицине, вырвала из него несколько страниц и скомкала их, чтобы лучше горели. Из смоченного маслом одеяла она соорудила мешок и набила его бумагой.

Робин запихнула одеяло в люк, оно упало поперек натянутых рулевых канатов и опуталось вокруг железных шкивов.

Матрац на койке был набит кокосовым волокном. Хорошо, высохшее волокно будет гореть очень жарко; Робин стянула матрац с койки и подтащила к люку. За ним последовали деревянные перекладины койки, книги по мореплаванию с узкой полки за дверью. Она быстро огляделась, но ничего подходящего в каюте больше не было.

Первая восковая спичка, которую она зажгла и бросила в люк, мигнула и погасла. Пленница вырвала из дневника чистую страницу и свернула ее в жгут. Он ярко вспыхнул, и доктор бросила его в темное квадратное отверстие. Падая, он осветил все мрачные укромные уголки трюма «Гурона» и грубые доски его днища.

Горящий жгут опустился на промасленное одеяло. По одеялу забегали бледно-голубые язычки пламени — это вспыхнули пары масла. Потом загорелся комок бумаги, оранжевое пламя весело заплясало на одеяле и полотняном чехле матраца. Из люка дохнуло жаром, Робин обожгло щеки, и пламя загудело, перекрывая шум моря, бьющего о корпус