– Хорошие были каникулы?

Джек. Рухнул за соседнюю парту, одну руку закинул на спинку, точно на девичьи плечи. Лидия почти не была знакома с Джеком, хотя он жил на углу, и много лет с ним даже не разговаривала. Волосы у него потемнели до оттенка песочного пляжа, детские веснушки побледнели, но не исчезли. Однако Лидия знала, что Нэту Джек совсем не нравится, никогда не нравился, и хотя бы поэтому обрадовалась.

– А ты что тут забыл?

Джек глянул на доску:

– Электричество и магнетизм.

Лидия покраснела.

– В смысле, – сказала она, – это же одиннадцатый класс.

Джек выудил из рюкзака шариковую ручку без колпачка и закинул ногу на ногу, щиколоткой на колено.

– А вам неизвестно, мисс Ли, что для успешного окончания школы необходима физика? Я в том году завалил второй триместр, а посему вернулся вновь. Последний шанс.

И он принялся синими чернилами обводить рисунок на подошве кроссовки. Лидия подскочила:

– Завалил?

– Завалил, – подтвердил он. – Пятьдесят два процента. Ниже, чем ниже среднего. Я понимаю, мисс Ли, вам эту концепцию постичь трудно. Вы никогда ничего не заваливали.

Лидия вся подобралась.

– Вообще-то, – сказала она, – я сама вот-вот физику завалю.

Джек не повернул головы, но Лидия увидела, как он задрал одну бровь. А потом он ее удивил: наклонился через проход и нарисовал ей на коленке джинсов крошечный нолик.

– Тайный знак нашего общества, – пояснил он под трель звонка. Взглянул в упор – глаза темные, серо-голубые. – Добро пожаловать, мисс Ли.

Весь урок Лидия пальцем обводила нолик и краем глаза наблюдала за Джеком. Его занимало что-то незримое, и он будто не слышал ни гундежа мистера Келли, ни шороха карандашей, ни жужжания потолочной флуоресцентной лампы. Большим пальцем барабанил по парте. «Может, он захочет дружить? – размышляла Лидия. – Нэт его убьет. Или меня». Но дни шли, а Джек больше ни слова ей не говорил. Иногда опаздывал, а потом весь урок лежал головой на парте; иногда прогуливал. Нолик стерся после стирки. Лидия не поднимала головы от тетрадей. Списывала с доски все, что писал мистер Келли, туда-сюда листала учебник – так часто, что истрепались края.

В конце января за ужином мать поставила на стол салат и блюдо коробочной пасты с фаршем и выжидательно посмотрела на Лидию, так и эдак наклоняя голову – точно ушастый кролик пытается расслышать сигнал. Наконец спросила:

– Лидия, как у тебя с физикой?

– Нормально. – Лидия вилкой проткнула морковный кружок. – Лучше. Уже лучше.

– Насколько лучше? – спросила мать уже резче.

Лидия разжевала морковку.

– Контрольной пока не было. Но с домашкой нормально.

Соврала она лишь отчасти. Первая контрольная триместра – на следующей неделе, а пока Лидия продиралась через задания: задачи с нечетными номерами списывала из ответов в конце учебника, а в четных мухлевала как могла.

Мать нахмурилась, но зачерпнула себе пасты.

– Спроси учителя – может, он задаст тебе дополнительно, будут лишние оценки, – сказала она. – Ты же не хочешь, чтоб из-за физики у тебя все просело. С твоими способностями…

Лидия пырнула вилкой клинышек помидора. Заорала бы, если б не эта тоска в материном голосе.

– Я знаю, мам, – сказала Лидия. Глянула на Нэта, надеясь, что он сменит тему беседы, однако Нэт не заметил – ему было о чем подумать.

– А как делишки у Шелли? – спросил Джеймс.

Лидия помолчала. Прошлым летом по настоянию отца она пригласила Шелли в гости. Шелли в основном кокетничала с Нэтом – подбивала его играть в мяч во дворе, спрашивала, кто, по его мнению, красивее – Линда Картер [30] или Линдзи Ваг нер [31] . Шелли с Лидией не разговаривали с тех самых пор.

– Хорошо, – ответила она. – Занята. Секретарь школьного комитета.

– Может, и тебе поучаствовать? – сказал Джеймс. Помахал ей вилкой – типа, мудрец, сейчас выдаст афоризм. – Наверняка они от помощи не откажутся. А у Пэм и Карен как?

Лидия посмотрела в тарелку, на едва тронутый салат, на печальный ком фарша с сыром. С Карен она в последний раз общалась год назад, Джеймс подвозил их домой с дневного сеанса «Пролетая над гнездом кукушки» [32] . Поначалу Лидия гордилась: в кои-то веки ее планы – не вранье. Карен только переехала в Миддлвуд, Лидия, от ее новизны осмелев, предложила сходить в кино, и Карен ответила: «Давай, конечно, чего бы нет?» А потом всю дорогу отец Лидии выставлялся клевым: «Пять братьев и сестер, Карен? Прямо как в “Семейке Брейди”! [33]

Смотришь по телику?» «Пап, – говорила Лидия. – Пап». Но он не затыкался, расспрашивал Карен, какие пластинки нынче модно слушать, спел пару строк с «Ватерлоо» [34] , хотя альбому уже два года. Карен отвечала «да», «нет» и «не знаю», теребила нижнюю бусину на сережке. Лидии хотелось растаять и утечь в подушки сиденья, глубоко-глубоко в поролон, где ничегошеньки не слышно. Она хотела сказать что-нибудь про фильм, но ничего не придумала. Вспоминала только пустые глаза Джека Николсона, когда ему на лицо опускается подушка. Тишина в машине разбухала, пока они не подъехали к дому Карен. В понедельник за обедом Лидия подошла к столу Карен и выдавила улыбку.