Потом миссис Грегг прошла в комнату и села, ни с кем не здороваясь. Она прикрыла глаза, откинувшись на подушечку в углу дивана. Не посмотрела даже на внука.

Настроение в гостиной сразу же упало ниже некуда – нет, Бернсы поняли, что ни минуты долее не могут оставаться в этом доме. Поведение хозяйки выходило за всякие рамки приличий; но ведь их отношения с миссис Грегг давно уже не укладывались ни в какие рамки приличий. Разве может быть приличным то… что вообще выше любой культуры, любой религии по самой своей природе?

Но миссис Грегг давно и твердо решила отрезать себя от “этого”, какими угодно способами.

– Мама? – наконец спросила Фрэн. В этот миг она действительно боялась за здоровье матери – глаза у миссис Грегг ввалились, у висков появились желтоватые тени, нездорово пожелтел и лоб. Что ж, ей ведь почти пятьдесят. А жизнь не щадила ее, как не щадит никого.

Миссис Грегг не ответила и не пошевелилась, только плотнее сжала губы. Фрэн, которой было стыдно и страшно, посмотрела на мужа и увидела у него на лице то же чувство. Тогда Фрэн пожала плечами и первая поднялась.

– Ну что ж, мы пошли, - деланно бодро заявила она. Преувеличенная громкость ее голоса не вызвала у миссис Грегг никакой реакции. Кэти тоже встала, насупленная, с горящими щеками – она сердилась на мать.

Кэти была еще слишком мала, чтобы тревожиться за нее.

– Я вас провожу, - тоже громко заявила она. Честер хотел последовать за сестрой и Бернсами, но посмотрел на мать и остался с ней.

Фрэн сейчас чувствовала себя лет на десять старше – у нее впервые в жизни болело сердце от тревоги. Бедная, бедная несгибаемая мама.

– До свидания, Кэти, - сказала она сестре, стоявшей в дверях и печально смотревшей на нее – Кэти сейчас думала, что еще долго не увидит Фрэн; слава богу, что хотя бы не думала о возможности никогда больше ее не увидеть. Бернсы отработали на семействе Корнеров искусство лгать о своей работе не обманывая.

– Я правда когда-нибудь возьму тебя в Египет, - сказала Фрэн, теперь уже без всякой шутливости.

Она смогла посмотреть Кэти в глаза – та не улыбнулась.

– Только не надо лгать, - вдруг четко сказала девочка с горечью. – Ты же знаешь, что этого никогда не будет.

Фрэн растерялась.

– Ну почему же… Когда-нибудь действительно появится такая возможность…

– Когда мама умрет, - неожиданно злобно сказала Кэти и захлопнула дверь. Фрэн и Алджернон, державший на руках сына, услышали подавленный всхлип, потом удаляющийся топоток. Стукнула дверь ванной.

– Пошла плакать, - растерянно сказала Фрэн. – Элджи, что же это за наказание…

“Когда мама умрет”.

Фрэн вздрогнула и неожиданно для себя перекрестилась широким крестом, как католичка, слева направо. Она бы сейчас поцеловала распятие, хотя это глупо. Но глупо или нет, сделать это было невозможно: крестика Фрэн не надевала с того памятного разговора о нелепом христианском символизме…

– Элджи, пошли.

В горле у нее стоял комок, и Алджернон не решился тревожить жену разговорами. Он поудобнее перехватил ребенка и порадовался, что тот засыпает. А Фрэн сейчас не могла думать даже о ребенке и странных отметинах на его теле.

***

Бернсы покидали Англию через два дня, это было решенным делом – уже куплены были билеты. У Фрэн не осталось возможностей для отступления; все переживания о матери остались внутри. Какой смысл расстраивать этим еще и мужа?

У них, сравнительно с другими, очень счастливый брак. Но даже в таком браке нельзя жить “душа в душу”. Если начнешь высказывать мужчине все, что у тебя на душе, он через два дня сбежит.

Собрались и приехали в порт они без приключений. Гэри вел себя спокойно и дал своим родителям возможность выспаться перед путешествием, так что Фрэн даже начала снова улыбаться. Но едва Бернсы вышли из такси и увидели море, как Гэри преподнес им сюрприз – расплакался, да так громко и по-взрослому горестно, как не плакал на их памяти уже давно… если такое вообще бывало. Родители испугались, особенно Фрэн.

– Тише, маленький, тише, - бормотала она, пытаясь его укачать; не помогало – ребенок раскричался так, что на них стали оборачиваться и осуждающе заговорили.

– Придумали тоже – везти ребенка через океан! – громко сказала какая-то пожилая матрона с большим саквояжем, одетая еще более старомодно, чем одевалась миссис Грегг; правда, и с гораздо меньшим вкусом.

Алджернон посмотрел на жену – челюсти были напряженно сжаты, так что на скулах выступили желваки.

– Она права, - без тени шутки сказал он. – Вернемся?

– С ума сошел!

Теперь Фрэн перепугалась не за ребенка, а за всю их затею. Придумал – вернуться! И на какие шиши он рассчитывает жить?