И тут, точно ее указаний действительно кто-то дожидался, ее рука ожила под воздействием чужой воли. Фрэн смотрела на это почти без страха, только с приятным волнением, отрывающим от обыденности… но тут же ее слабо кольнуло разочарование. Язык был английский, и почерк уже виденный.

Фрэн закрыла глаза и позволила невидимому коммуникатору дописать то, что он хотел.

Потом, когда ей вернули власть над ее телом, бросила перо в пенал и мрачно взглянула на листок.

– Марк, - пробормотала молодая женщина. – Что ты хочешь мне сказать? Мое тело не общедоступный инструмент, дорогой…

Тут же она прыснула от двусмысленности сказанного. Потом махнула рукой и уже внимательно уставилась на заполненную страницу.

“Миссис Бернс, это снова я. Простите, что я опять мешаю вашему уединению, но вы не представляете, как приятно снова пообщаться с миром живых, обратить на себя внимание. У меня тут уж очень серо и безлюдно*.

Я, конечно, не ждал для себя рая, да и вообще не задумывался о том, что может быть “после”. Но, как и все люди, даже неверующие, в глубине души я смутно надеялся, что “после” что-нибудь будет - и был крайне изумлен и очень рад тому, что выжил. Но теперь хотел бы, чтобы мое теперешнее состояние когда-нибудь кончилось.

Вы не знаете, мадам, это не навсегда?”

Фрэн улыбнулась наивности и одновременно абсурдности этого вопроса – кто бы мог подумать, что она когда-нибудь будет обсуждать с мертвыми загробный мир!

– Я не знаю, Марк, - искренне сказала она в пространство.

Фрэн действительно не знала.

– Надейтесь, - сказал медиум. – Может быть, если изменится настрой ваших мыслей, изменится и ваше положение, - прибавила она, вспомнив идею Алджернона насчет “субъективности” загробного мира.

Пауза – Фрэн чувствовала, что ее собеседник здесь и ждет.

– Марк, вы не помните, остались ли на земле какие-нибудь ваши письма? Чтобы мы могли сличить этот почерк с вашим прижизненным? – спросила она. – Конечно, если вы не хотите, чтобы мы вмешивались в вашу личную жизнь…

Фрэн снова взяла перо, отдавая себя в руки коммуникатора. Через мгновение рука ее дрогнула и писание возобновилось; теперь она приноровилась читать во время этого странного процесса:

“Дорогая миссис Бернс, какая теперь разница? Мой образ жизни не был тайной ни для кого, кто меня знал. Вернее, почти ни для кого. Так что, если мое имя станет чуть грязнее, чем было, я ничего от этого не потеряю. Кроме того, мои письма в сравнении с моей жизнью были очень невинны – хотя я и писал их, будучи моложе и добродетельнее, чем теперь… то есть в момент встречи с вами”.

Пауза.

Фрэн сжала руки, внезапно заволновавшись, что сейчас “Дарби” уйдет. Хотя никто не мог ей доказать, что это именно он – а не другая сущность или, того хуже, ее собственная субличность, по выражению Алджернона. И если “Дарби” уйдет, ничего не прибавив, этих доказательств уже не построить.

– Марк, где ваши письма? – спросила она.

Перо в ее руке ожило снова.

“Миссис Бернс, в последний раз, когда я замечал за собой такую сентиментальность, я писал сестре в Сан-Франциско семь лет назад. Дэйзи тогда была еще не замужем. Но она уже давно знать меня не хочет, что вполне объяснимо – еще и под влиянием мужа, я полагаю. А других родственников у меня нет. Так что не знаю, у кого вы можете достать образцы моего почерка. Конечно, были еще банковские чеки, моя записная книжка… но это вам вряд ли пригодится. Книжка где-то затерялась, даже сейчас не знаю – где”.

Фрэн стиснула перо, как только ей было это позволено.

– Так какого черта вы ко мне пристали! – воскликнула она, не владея собой; даже ногой притопнула, забыв, что рядом спит ребенок. – Какого черта болтали так долго, если даже ничего дельного сказать не можете!..

К глазам подступили слезы злости; Фрэн бросила перо и смахнула с колен письмо. Как это унизительно! Дарби воспользовался ею, как бездушным предметом, единственно, чтобы привлечь к себе внимание. А это, между прочим, еще и вредно для тела и психики!

Внезапно Фрэн поняла, что Дарби ушел, и теперь на нее накатила злость на саму себя.

Она могла хотя бы выяснить у него адрес этой сестры! А теперь… неизвестно, согласится ли он с ней сотрудничать вообще после такой реакции. Может, она отпугнула его навсегда.

– Ну и катитесь к черту, - сказала Фрэн вслух; потом засмеялась от уместности такой шутки.

Она скомкала лист и отправила его в мусорную корзину. Потом ей пришлось отвлечься на ребенка, и до возвращения Алджернона не было времени ни на какие другие занятия.

Впрочем, Алджернон ее ободрил.

– Фрэн, я достал разрешение, - сказал археолог, садясь рядом и улыбаясь; хотя в последнее время все его улыбки были тускловаты. – Теперь дело за тобой.

Фрэн посмотрела на него и отвернулась.

Алджернон понял это выражение. – Что? Кто-нибудь?.. – начал он, но Фрэн тут же мотнула головой.

– Всего только Дарби, который жаловался на свою несчастную загробную жизнь, - ответила она со смехом.

Алджернон почти не был шокирован.

– Ничего нового? – спросил он.