Неби сурово кивнул.

– Да, Киа у них. Но это…

“Это лучшая участь”, - хотел закончить поселянин; но смолчал.

Он взял жену под руку, и они пошли в свою нищую деревню.

Киа узнала о том, что Менес изгнан, из уст Мерсу. Ее муж – вот уж кто был образцовый солдат Ра! – долго осыпал проклятиями сына Сит-Ра, а когда выдохся, начал хвалить себя. Он никогда не изменял долгу! На него не могла пасть и тень подобного подозрения!

Киа молча и убито ждала, пока муж замолчит.

Узнав, что Менес отправлен в ссылку, она почувствовала себя так, точно ее солнце погасло среди дня. В Менесе для нее как-то незаметно сосредоточилось все: любовь, надежда на перемены, восприимчивый ум… Если Менеса уличили в преступлении, значит, и свитки Хат, скорее всего, погибли.

– Что ты так огорчилась? Ты должна радоваться, что преступника изобличили! – сказал Мерсу, глядевший на ее лицо в полном недоумении. – А нас ждет прекрасная жизнь! Ты родишь мне сыновей, а я, может быть, скоро стану десятником, а потом поднимусь еще выше!

Киа посмотрела на него и ничего не сказала. Она вдруг ощутила себя так, как чувствовал себя Ра, разговаривая с землянами.

– У меня болит голова, - мрачно сказала она мужу. – Прошу тебя, дай мне покой!

Мерсу раздраженно тряхнул волосами, потом быстро вышел из комнаты.

Когда муж наконец избавил ее от себя, Киа обхватила голову руками и горько заплакала. В висках у нее стучали слова Мерсу: о сыновьях, которых она ему родит. Кто знает, кого и на что она может ему родить?

Киа опять ощутила божественную ласку… убийственную ласковость руки, гладившей ее по животу. Наверное, то же самое Ра делал с ее сестрой, и Бекет не выдержала этого.

“Если узнаю, что беременна, я убью себя, - вдруг подумала Киа, ощутив решимость это сделать. – Или сбегу, чтобы мой ребенок не достался Ра!”

Она понимала, что ей теперь остается только ждать. Чего?

Когда Киа достигли вести об изгнании родителей, она рванулась было во дворец, но ее удержал муж: угрозами, едва ли не ударами.

– Не смей просить за них! Они преступники! – приказал ей яростный Мерсу. – Если не оставишь этих мыслей, я сочту, что и ты такая же!..

– Я не буду за них просить, - чистосердечно сказала Киа. Она знала, что умолять это чудовище в золотой маске бесполезно. – Я только хочу узнать, не осталось ли во дворце вещей моего отца, которые я могла бы забрать себе.

– Это проклятые вещи!.. – дернулся было Мерсу; но вдруг остыл. Жена сказала хорошо. Добро преступников должно доставаться праведным людям.

– Хорошо, иди, я тебе разрешаю.

Киа сдержанно поклонилась мужу, потом вышла – отдавать приказания рабам.

Пока она собиралась во дворец, в голове ее лихорадочно кружились мысли, которых Киа никак не могла ухватить: зачем она делает то, что делает? Чего хочет?

Потом Киа оставила раздумья и положилась на судьбу. Она просто не могла больше сидеть сложа руки.

Киа доставили во дворец на носилках, как и в прошлый раз. И, как и в прошлый раз, она оставила своих носильщиков позади и направилась ко дворцу. Может быть, пропустят?

Киа почти не надеялась на это; ее и не пропустили.

После случая с Менесом дворцовая стража смотрела в оба.

Киа побрела в сторону пустыни, чувствуя, что слезы наворачиваются на глаза – она вспомнила, как на этом самом месте они с Менесом чуть не предались любви; но что-то им воспрепятствовало. Как препятствует всегда.

Киа остановилась и огляделась; горячий ветер ерошил волосы, песок лез в глаза, и Киа раздраженно протерла их. Недалеко от дворца, вне ограды, располагалось сооружение, о назначении которого Киа знала давно: посадочная площадка для виман. Киа еще ни разу не приближалась к ней.

Сама не зная зачем, Киа побрела к квадрату каменных стен.

Ей хотелось хотя бы прикоснуться к мужской силе, к свободе. Ах, почему она не мужчина!

Стражник, охраняющий вход на площадку, вдруг угрожающе щелкнул копьем: на конце его раскрылся огненный цветок. Киа вздрогнула и остановилась, потом грустно улыбнулась.

Она могла бы продолжить путь – и идти, пока ее не застрелят. Почему нет?

Киа повернулась и побрела обратно, к своим рабам. Что у них за разум, интересно, вяло думала она. Наверное, место, которое полагается занимать разуму, у рабов занимает страх.