Корнел посмотрел ей в глаза.

– Ты хочешь теперь сказать – что ты и твоя семья изменили князю во имя святой христианской любви?

Иоану сразили эти слова.

Потом она сказала:

– Но мы не можем действовать иначе!

– А если я отвечу – что я также не могу? – отпарировал раненый. – Я воин! Мне еще менее пристало смиряться, чем тебе!

Иоана глубоко вздохнула и сказала – румянец заалел на ее щеках:

– Если ты соберешься с сердцем – иди, выдай нас господарю, как только встанешь на ноги! Я никак не помешаю тебе! Буду пользовать тебя, пока ты не поправишься, - и яду тебе не подсыплю!

Корнел рассмеялся.

– В какую же западню меня заманил твой зело мудрый отец! Воистину – я был непростительно глуп и непростительно послушен!

– Мы оба были, - напомнила Иоана тихо. – Уверяю тебя, что я также не знала ничего, когда стала твоей женой.

Корнел посмотрел ей в глаза.

– Верю. Ты мне порою кажешься настоящей ангелицей среди этой гнуси.

– Ты говоришь о моей семье! – Иоана тут же сердито ударила ладонью по его постели, отчего он вздрогнул от боли.

Потом бессильно заплакала, глядя, как изранены его молодое тело и молодая душа. Всхлипывая, Иоана проговорила:

– Жить и следовать своей судьбе – порою и значит убивать душу… Я до сих пор не понимала этого, Корнел… А ты думаешь – не жестко ли нашим владыкам сидеть на своих высоких тронах, не горько ли им есть со своих золотых блюд? Для того, чтобы простые люди оставались невинными, господа их должны превращаться в дьяволов!

– И чем один дьявол лучше другого? – усмехнулся Корнел.

– Может, и ничем, - серьезно ответила Иоана, поразмыслив несколько мгновений. – Но мой дьявол приходится мне отцом!

Корнел закрыл глаза и отвернулся от нее.

– Дай мне поспать, Иоана, - я до смерти устал…

Он будет мучить ее неизвестностью! Впрочем, таковы все мужчины, которые не способны понять – какие душевные муки испытывает женщина, не получившая ответа!

Корнел уже спал; и Иоане осталось только стеречь его сон. Немного посидев над неподвижным мужем, она встала, размяв усталые члены, - чтобы приготовить еду ему и себе. Она вдруг вспомнила, что ужасно голодна; и Корнел, конечно, скоро запросит есть… Хотя бы горячего куриного бульона – это прекрасное средство для раненых…

Через два часа Корнел проснулся и в самом деле попросил есть. Проглотил чашку бульона, не открывая глаз, и снова заснул.

У него опять началась лихорадка, и опять прорвалась бредом – Иоана чувствовала себя последней предательницей, пытаясь найти смысл в этих бессвязных словах. Но не смогла больше вычленить из них ничего полезного. Это только жаловалась на жизнь прекрасная, храбрая душа Корнела, которая лишь в такие бессознательные минуты могла признаваться в своей слабости…

Еще день он пролежал прикованным к постели – потом попытался встать. Это удалось ему с трудом; но, обнаружив, что может обходиться без сиделки, Корнел попросил Иоану оставить его… предоставить самому себе.

Иоана без единого слова возражения покинула больного. Он сейчас не мог гулять по трансильванским лесам в одиночестве – но то, чего не осознал для себя во время своего гостеванья у Кришанов, осознает теперь.

Она ни с кем больше не могла разделить того, что угнетало ее сейчас, - добрейший Тудор, который обходился с нею, как отец и мать сразу, ничего не знал: и слава богу!

Но Тудор нашел ее сам – Иоана сидела в гостиной у очага и, подперев щеки руками, глядела в огонь; она была неспособна сейчас приняться за какое-нибудь дело. Свекор неслышно подошел к ней и сел рядом, обняв ее за плечи.

– Нужно известить князя о нашем положении, Оана…

– О каком?..

Иоана содрогнулась, услышав в словах Испиреску отзвук собственных мыслей. Уставилась в его черные понимающие глаза – и оторопела.

– О вашем приезде и о болезни Корнела, - слабо улыбаясь, пояснил Тудор: как будто они еще не поняли друг друга совершенно. – Ведь господарь может разгневаться!

– Да, непременно, отец… - прошептала Иоана. Она медленно перекрестилась, глядя в его морщинистое темное, как земля, лицо, пытаясь понять – так ли она услышала?

Да! В полку изменников прибыло!

Впрочем, Тудор всегда будет на той стороне, на которой его сын-герой.

Они так и сделали – послали с поручением во дворец слугу, который, казалось, не чаял вернуться. Но он вернулся скоро, с ответом – принес от господаря слова сожаления, похвалу доблести Корнела, которую он проявил, защищая жену… а также желание, чтобы Иоана появилась при дворе. Княгиня Елизавета хотела посмотреть на нее – а также сам князь.

Конечно, Иоана повиновалась незамедлительно. Она подобрала для себя небольшую свиту, которую нарядила согласно своему положению; сама нарядилась – и отправилась ко дворцу пешком, как паломница. Ей было очень страшно – и, в то же время, Иоана ощущала почти безразличие, как воин, готовый к смерти. О нет, она была не цветок, взращенный на женской половине! Она назвала себя дочерью волков!