Шрифт:
А может, в нем проснулась кровь далеких предков, память о которых была погребена под многолетними наносами переворотов, страхов и насилий.
Корнел вернулся к прерванным занятиям с таким жаром, что у него чуть не открылась плохо зажившая рана; Иоана едва уговорила мужа не губить себя, поберечь силы… как будто он наказывал себя за что-то или, вдруг обезумев, рвался к смерти прежде срока. Но ласки и речи супруги успокоили Корнела Испиреску, и в глазах Иоаны он опять обрел опору.
Только такая женщина, дочь воинов и властителей, могла дать ему сейчас опору.
Иоану больше не призывали ко двору – но она вспоминала представшее ей ужасное лицо Дракулы, ликование зверя, которое почти без прикрас изображали клеветники. Она была дочь врага, женщина врага, - а ей ли было не знать, как во все времена поступали с женщинами врагов?
Мужчины были жестоки, как разящие мечи, как… безжалостные колья; женщинам же приходилось вооружаться змеиною низостью. Кто мог знать – отчего так ласкова была с ней Елизавета: уж не оттого ли, что ждала, пока Кришаны первыми нанесут удар или оступятся… чтобы угодить в змеиную яму, которую уже давно подготовил для них ее супруг и повелитель, обладавший вполне и мужскою жестокостью валахов, и женским коварством турок и греков?
Иоана почти не сомневалась, что разгадала душу княгини. Женщины разгадывали и друг друга, и своих мужчин куда быстрее их самих.
Однажды Иоана заговорила об этом с Корнелом – а тот мрачно сказал, поразмыслив:
– Допускаю, что ты права… Женщина и может так поступать! Я же так никогда не сделаю!
Жена нахмурилась:
– О чем ты говоришь? Уж не задумал ли ты…
Корнел рассмеялся резким смехом:
– Ну нет, я не отступлю – куда теперь отступать! Но я предам его как мужчина, а не как женщина: если будет нужно, я помогу вам пленить господаря или скрыться от его гнева. В спину же ему никогда не ударю!
Иоану удивили такие рассуждения – но она признала, что и сама на его месте не ударила бы князю в спину, каков бы тот ни был, и на собственном месте к этому не призвала бы. Нет, они еще помнили, что такое честь и долг!
Через две недели после приезда в Тырговиште Корнел и Иоана опять разделили ложе – о, это подлинно оказались и радость, и страдание. Наслаждение обладанием смешалось с болью поранения – как наслаждение сожитием с женою для Корнела смешалось с болью предательства, чем это сожитие и было.
Иоана не получила полного удовлетворения, точно разделяя боль мужа или оставаясь настороже, даже когда соединялась с ним: и особенно в такие мгновения полной близости! Но Корнел, заметивший это, снова повалил жену на ложе и ласкал до тех пор, пока она не обезумела, не забыла себя, и весь свет не сошелся для нее в этом воине и любовнике.
Когда Иоана очнулась, ее супруг и повелитель возлежал рядом с нею, и глаза его горели яростной любовью. На устах была улыбка победителя.
– Зачем ты так поступаешь? – прошептала она.
– Разве я не люблю тебя? – отозвался Корнел, все так же улыбаясь; он погладил ее по щеке. – И разве я не хочу…
Он придвинулся к ней и, дыша в лицо огнем, прошептал:
– Я хочу показать тебе, что ты делаешь со мною, Иоана… Сделать это с тобой… Я не пощадил тебя, как ты меня…
Ей стало на миг жутко. Что она делала с ним? Как могла она знать? Но потом Иоана уткнулась головой в грудь мужу, и он обнял ее, как самый сердечный друг.
– Ты моя навеки, - прошептал Корнел, сжав ее тонкие пальцы. – Что бы ни решил твой отец…
А Иоана подумала, похолодев в его жарких объятиях, - как же неожиданно умен и изворотлив оказался этот простой юноша, даже не нюхавший всей той науки, что прошел Раду Кришан… Достаточно изворотлив, чтобы послужить Кришанам в их замыслах, - и чтобы не сделаться игрушкой в их руках!
Корнел заснул, а Иоана подумала, что напрочь забыла о своем снадобье, которое должно было помешать зачатию… что, если в этот самый миг в ней уже распускается новая жизнь, которую самовластно заронил в ее лоно этот мужчина, прижимающий ее к своей груди?
Отдав ее семье всего себя, он забирал у них всю ее… жизнь сама решала, кому какую назначить цену!
– О моя бедная любовь…
Иоана покрыла поцелуями беззащитную грудь мужа и прижалась к нему, обняв его, - принимая его, как отдалась ему, навеки. Что бы ни решил ее отец.
Наступил суровый пост, и во время его Иоана обнаружила, что не зачинала, - и, пожалуй, обрадовалась этому… Муж вернулся к своим обязанностям, и они опять стали разлучаться на целые дни. Иоана вначале не решалась спрашивать, каков с ним теперь князь, - а Корнел сам рассказал, что таков же, как и прежде.