Сомехолдер кивнул. Он, насколько это было возможным, осмотрел механизм, хотя разглядеть что-то в нём было трудно.

— Вроде ничего постороннего вроде жвачек нет, — рассеянно пробормотал Сомер. — Слушай, — обратился он к болгарке, — позвони Полу, Торри или Кэндис, они ещё не могли далеко отъехать. У меня телефон на зарядке в машине остался.

Добрев достала из кармана джинсов смартфон, попыталась снять блокировку, но, но экране высветился лишь значок разряженной батареи. Нина отошла от Йена и, помня, что зарядное устройство в последний раз оставляла на столе, начала его искать там. Однако девайса там не оказалось. Девушка обыскала свою сумочку и почти всю гримёрную, но и эти поиски успехом не увенчались.

— Ч-ч-чёрт, — выругалась она. — Похоже, я оставила зарядник в курилке…или дома.

— Грустно, — покачал головой Смолдер. — Нин, а у тебя есть что-нибудь длинное и желательно искривлённое на конце? Наподобие, не знаю…невидимки, например.

Нина снова открыла свою сумочку и уже через полминуты с победоносным видом протянула ему то, о чём он просил.

— Что б вы, мужики, без нас делали, — с доброй усмешкой сказала она.

Йен внимательно посмотрел на неё и, поняв её слова немного в другом смысле, нежели вкладывала в них Нина, в этот момент почему-то вспомнил слова своего героя, сказанные им в далёком первом сезоне: «Разве не всё в этом мире сводится к любви к женщине?»

— Да уж, это точно, — пробормотал Сомерхолдер, взяв невидимку, и рассеянно улыбнулся.

Он около десяти минут пытался открыть замок с помощью этого нехитрого инструмента, но и здесь потерпел фиаско, потому что дело было не в замочной скважине, а в самом механизме.

— Похоже, нас ожидает весёлая ночь, — проговорил Йен, озадаченно потерев лоб, на котором даже выступила испарина от напряжения. — Ладно если просто защёлка заедает или что-то заржавело… Тогда можно просто дождаться первого приехавшего на съёмочную площадку и попросить попробовать толкнуть дверь с той стороны, — он махнул рукой. — А вот если что-то с секреткой, — то это пиздец, пардон за мой французский. Надо будет вызывать слесаря. И судя по тому, что открыть дверь с внутренней стороны не удалось, второй вариант в нашей ситуации более вероятен.

— Теперь я понимаю, что имел в виду Марк, когда орал, что мы будем репетировать до посинения, — усмехнулась Нина. — Слушай, может, это они нас с Крисом так?

— Ну что ж, в таком случае, они точно придумали действенный метод, — хохотнул брюнет, встав с корточек. — Давай тогда разберёмся с этими сценами, а потом снова попытаемся открыть замок? — предложил он, и болгарка согласилась.

— На чём мы остановились в прошлый раз? Да, точно… «Деймон и Елена, Стефан и Кэролайн стоят у арки, увитой белыми лилиями; сначала камера берёт крупным планом первую пару: Елена сосредоточена и взволнована, Деймон выглядит более расслабленно. Посмотрев на девушку, он улыбается.

Реплика Деймона: Никогда бы не подумал, что скажу это, но, похоже, июньская свадьба — это действительно круто».

— Чёрт возьми, я и предположить не мог, что эти двое дойдут до свадьбы, — признался Йен. — Нет, правда. Они же такие разные…

— Они любят друг друга, — ответила Нина. — Разве может быть что-то важнее этого?

— Ты права, — кивнув, выдохнул Йен. — Об этот аргумент разбиваются все остальные.

Сомерхолдер внимательно посмотрел на Нину, затем взял её за руку, улыбнулся своей кривоватой, фирменной «деймоновской» улыбкой и произнёс слова своего персонажа:

— Никогда бы не подумал, что скажу это, но, похоже, июньская свадьба — это действительно круто.

Нина не смогла выдержать «сосредоточенный настрой» своей героини, и в следующую секунду на её губах заиграла лучезарная улыбка — кажется, искренняя.

— Ну-ну-ну, так не пойдёт, — хохотнул Смолдер. — Ты выходишь замуж за психопата, всё-таки, а у тебя улыбка во все тридцать два. Не годится. Вообще, — он потёр подбородок, — я понимаю, почему тут Елена должна выглядеть, как статуя: я бы тоже стреманулся выходить за чувака, который сто семьдесят лет вампиром был.

— Ну Со-о-ме-е-р, — со смехом протянула Нина, толкнув его плечом.

— Никаких Сомеров, давай, покажи мне страх, покажи мне ужас, покажи мне это гилбертовское «О боже!»

Фразу Елены Йен нарочно воскликнул тоненьким голосом. Нина не успевает успокоиться, и её накрывает новый приступ смеха. Йену тоже не сдержаться, и все их мысли уже не о репетиции.

Сомерхолдер смотрел на Нину и вспоминал о том, что привлекло его в ней в тот первый день, когда они познакомились. Это был её смех — такой по-детски искренний, заливистый, заставляющий улыбнуться и тех, кто находится рядом с ней в этот момент. Это было восемь лет назад. Сейчас ей двадцать девять. Она шутит и улыбается всё реже. Её осанка стала взрослее, а из взгляда будто бы исчезли те яркие искорки двадцатилетней непосредственной девчонки. Но в эти минуты, кажется, всё возвращалось на круги и своя, и Йен даже не задумывался о том, что её улыбку сейчас возвращает именно он. Он был просто счастлив вновь увидеть прежнюю Нину, улыбающуюся так, словно бы в её жизни не было всего того, что ей пришлось пережить в этом году.

Хотя шутки и смех отвлекают от работы, именно они помогают найти правильный настрой на репетицию. Поэтому спустя минут десять Нина и Йен уже увлечённо, абсолютно серьёзно обсуждали все тонкости сцены, которую им предстояло снимать на следующий день.

— Мне кажется, Елена должна немного расслабиться, когда официальная церемония закончится, — предположила Добрев. — Она ведь так долго этого ждала.

— Пусть она слегка улыбнётся… Да, Нинс, вот так! — с энтузиазмом воскликнул Сомерхолдер, увидев улыбку Нины. — Может быть, с некоторым неверием, что это всё происходит в реальности…