Я закрыл глаза. Мое горло дрогнуло, сдерживая слова.

— Не надо, — сказал Чарли.

Но желание уже трепетало на моих губах. Я не мог больше ждать. Сейчас, сейчас, подумал я, странная звезда горит над Вифлеемом.

— Том, — выдохнул Чарли. — Христа ради!

Да, Христа, подумал я, и произнес:

— Мое желание в том, чтобы сегодня ночью, на один час…

— Нет! — Чарли ударил меня, чтобы я замолчал.

— ….пожалуйста, пусть мой отец оживет.

Стенные часы пробили двенадцать раз.

— О, Томас, — простонал Чарли. Его ладонь, сжимающая мою руку, разжалась. — О, Том…

Снежный заряд ударил в окно, закрыл его саваном и умчался.

Входная дверь распахнулась настежь.

Снег брызнул на нас белым дождем.

— Какое печальное желание. И… оно только что исполнилось.

— Исполнилось? — Я резко обернулся и уставился на открытую дверь, зияющую, как могила.

— Не ходи, Том.

Хлопнула дверь. Я уже бежал по улице. Боже, как я бежал!

— Том, вернись! — Голос угас где-то далеко позади, в снежных вихрях. — Не надо!

Но в ту первую минуту после полуночи я бежал и бежал, позабыв обо всем, задыхаясь, приказывая сердцу биться, крови мчаться, ногам нести меня вперед, и думал: «Он! Он! Я знаю, где он! Если я получил этот дар! Если желание сбылось! Я знаю, где он!»

И во всем засыпанном снегом городе начали бить, бить и звенеть рождественские колокола. Они окружали меня, мчались следом и подгоняли, пока я что-то выкрикивал, хватая ртом снег, и лелеял свое безумное желание.

Дурак! Он же мертв! Вернись!

Но что, если он будет жив всего лишь час этой ночью, а я не приду, не отыщу его?

Я был уже за городом, без пальто и шляпы, но разгоряченный бегом; соленая маска замерзала на лице и хлопьями отваливалась при каждом моем прыжке по середине пустой дороги, а веселые переливы колоколов отзвенели и стихли.

Порыв ветра подтолкнул меня за поворот, где меня ждала темная стена.

Кладбище.

Я стоял возле массивных железных ворот, глядя сквозь них невидящими глазами.

Кладбище напоминало руины древнего форта, взорванного столетия назад. Могильные плиты похоронил снег нового ледникового периода.

Внезапно я осознал, что чудеса невозможны.

И столь же внезапно ночь обернулась вином, разговорами и глупыми приметами, и моим беспричинным бегом… Но я верил, я искренне верил и знал: что-то случилось здесь, в этом снежно-мертвом мире…

Вид нетронутых могил и снега без единого отпечатка ноги придавил меня с такой силой, что с радостью я утонул бы в этом снегу и умер сам. Я не мог вернуться в город и посмотреть в глаза Чарли. Мне стало казаться, что все это какая-то злая шутка, ужасный трюк, на который я попался, и что я стал жертвой его безумной способности угадывать чьи-то отчаянные желания и играть ими. Неужели он шептал у меня за спиной, давал обещания, внушал мне это желание? Боже!

Я коснулся запертых на висячий замок ворот.

Что я найду за ними? Лишь плоский камень с именем и надписью: «Родился в 1888, умер в 1957», надписью, которую трудно разыскать даже в летний день, потому что она заросла густой травой и присыпана опавшими листьями.

Я отнял руку от ворот и повернулся. И в то же мгновение ахнул. Из горла вырвался крик изумления.

Потому что я почувствовал что-то за оградой, возле будки привратника.

Чье-то слабое дыхание? Приглушенный плач?

Или дувший оттуда ветер был чуть теплее?.

Я стиснул ворота и уставился в темноту перед собой.

Да, вон там! Еле заметный след, точно села птица и пробежала между врытыми в землю камнями. Еще миг — и я потерял бы его навсегда!

Я завопил, побежал, подпрыгнул.

Никогда за всю свою жизнь я не прыгал так высоко. Я перемахнул через ограду и рухнул на другой стороне, окровавив последним вскриком рот. И побрел к будке привратника.

Там, в тени, укрывшись от ветра и прислонившись к стене, стоял человек с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками.

Я уставился на него безумными глазами. И рванулся вперед, чтобы рассмотреть.

Я не знал этого человека.

Он был стар. Очень, очень стар.

Должно быть, от вновь навалившегося отчаяния я застонал.

Потому что старик поднял дрожащие веки.

И именно его глаза заставили меня завопить:

— Отец!

Я потащил его туда, куда падал слабый свет фонаря и ложился полуночный снег.

А голос Чарли, далеко, в заснеженном городе, все умолял: «Нет, не надо, уходи, беги. Это сон, кошмар. Остановись».