Ранее на месте, где выросла Новая Гута, была деревня с очень мрачным названием — Могила. Нужда, горе, от которых спасала жителей только могила, вот что было характерным для этой деревни.

Краков — один из центров науки и культуры Польши.

В нем тринадцать высших учебных заведений, одиннадцать театров, десять музеев, а в Новой Гуте три домны, шесть мартеновских печей, блюминг — словом, это огромный комбинат стали. Поляки называют Краков дедом, а Новую Гуту — внуком. Пожалуй, трудно найти деда, который был бы старше своего внука на тысячу лет!

Но это факт. И что самое главное, дед этот сам еще выглядит очень молодо, красив и статен, а десятилетний внук не по возрасту активен, крепок и к концу семилетия обещает дать стране до трех с половиной миллионов тонн стали. Таков этот внук!

Западнее Кракова ровное асфальтированное шоссе ведет в промышленный центр Польши город Катовицы. Но проехав несколько десятков километров, мы повернули влево. Впереди Освенцим.

Уже около пятнадцати лет прошло с тех пор, как закончилась война, но и до сих пор не может честный человек без содрогания слышать это название.

Лагерь находится примерно в шестидесяти километрах от Кракова в излучине реки Вислы. Высокий забор, проволочное заграждение в несколько рядов, по проволоке тогда пропускался электрический ток. Мы подъехали к высоким железным воротам. Над ними огромными буквами поразительно цинично звучащая здесь надпись: «Арбайт махт фрай» — «Труд делает свободным». Через эти ворота непрерывным потоком шли люди.

Сюда прибывали поезда со всей Европы, набитые людьми. Вагоны были запломбированы. Поляки, евреи, русские, украинцы, чехи, французы, англичане — трудно назвать народ, сыны и дочери которого не попали бы сюда. Гитлеровцы открывали вагоны и сортировали людей. Здоровых мужчин обращали в рабов, а женщин, стариков, инвалидов, больных и всех детей направляли в крематорий.

Несчастные обреченные шли в здание крематория спокойно. Они считали, что их ведут в баню. Все они раздевались, и, когда помещение оказывалось битком набитым людьми — за один прием сюда загоняли до трехсот человек, — палачи закрывали герметически дверь и пускали газ. В страшных муках наступала смерть. Потом мертвецов грузили на тележки и по рельсам везли в печи. Эти тележки стоят и ныне. День и ночь трупный смрад разносился по окрестности, этим смрадом дышали заключенные, дышало население окрестных деревень.

Вместе с нами в Освенцим прибыла экскурсия польских школьников. Дети шли очень тихо, держались поблизости от своего учителя и почти не задавали вопросов экскурсоводу. Их юные души были потрясены.

Лагерь делится на блоки. Внешне это добротные, похожие на казармы здания. На каждом надписи: блок для кобет (для женщин), блок № 10 — здесь производились разные опыты над заключенными. Блок № 11 — блок смерти. Здесь фашистские изверги истязали и казнили заключенных. Окна в блоке забиты и заглушены, чтобы не было слышно предсмертных криков. В этом корпусе сохранилась комната пыток с виселицей и крючком для подвешивания несчастных. В лагере всюду видны потрясающе страшные свидетельства пыток и истребления людей.

Огромные залы выделены для десятков тысяч пар обуви, сорванной с ног взрослых, детской обуви, одежды, горы зубных щеток, кисточек для бритья, целый отсек зубов и зубных протезов, детские игрушки, ложки, котелки, чашки, миски, масса чемоданов, привезенных сюда несчастными со всей Европы, десятки тысяч пар очков и костылей. Эти вещи уже не нужны владельцам — их сожгли в печах.

Но самым страшным памятником были волосы. Женские волосы. Они занимают огромный отсек. С чьих голов срезаны и сорваны эти волосы? Знал Ли мир более страшные преступления?

По длинным коридорам блоков всюду на стенах фотографии заключенных с надписями — поступил тогда-то, тогда-то.

Вместе с нами на экскурсии был один из сотрудников краковского литературного издательства. Директор этого издательства товарищ Слапа, уже пожилой человек, извинился, что он не сможет поехать с нами.

— А вы были там после освобождения? — поинтересовались мы.

— Нет, — ответил Слапа. Потом, видя наше недоумение, расстегнул манжет на левой руке, и там мы увидели вытатуированный номер 75 700.

— Вы были узником Освенцима? — взволнованно спросил я.

— Три года. Меня спасли от смерти русские.

Мы совершили путешествие на юг Польши — в местечко Поронино и в интересный горный городок Закопане.

Кто из читателей не слышал о Поронино, кто не знает, что здесь в 1913 и 1914 годах жил и работал Владимир Ильич Ленин? Жил он в простом крестьянском деревянном доме. Вот комната, где спал наш Ильич. Небольшая кровать, два тяжелых стула и шкаф с книгами, над которыми в то время он работал. В большом двухэтажном деревянном доме в августе 1913 года состоялось совещание ЦК РСДРП с партийными работниками. Ныне в этом доме открыт музей имени В. И. Ленина и возле дома сооружен памятник.