Вьюнок была одета в свою привычную мантию, обыденную школьную юбку, белые носочки с черными туфлями, и эти туфли сейчас плавно покачивались в такт двери. Туда-сюда. Раз-два.

Почему он вообще видит эти белые носки, если мантия всегда закрывает ноги почти до самого пола?

Почему она, черт побери, раскачивается?

Джеймс сам не понял, как ноги понесли его в комнату. В этот раз даже лестница никак не отреагировала, почувствовав ногу мужчины, ступившего на дорогу к женским спальням.

Поттер ворвался в комнату и охнул, отступая назад, чтобы опереться спиной о стену. Ноги не держали, ему отчаянно захотелось сесть, но он только безвольно начал сползать вниз по темно-красным обоям.

Вьюнок висела на длинной петле, прикрепленной к верхней балке, и ее маленькие забавные ножки обвисли вместе с хрупкими руками. Маленький безжизненный комок. Она была похожа на тряпочку, вывешенную во двор для просушки.

Только ведь это была не тряпка.

Это был человек.

Джеймс на заплетающихся ногах бросился к девочке, позабыв про волшебную палочку, здравый смысл и собственные проблемы. Он пнул ногой опрокинутый стул прочь с дороги, взял Вьюнка за талию и приподнял. Голова девочки хлипко мотнулась назад и выпала из петли, откинувшись под неправильным пугающим углом.

У нормальных людей голова так не поворачивается.

— Эй, — тихо и ласково произнес Джеймс и почувствовал на губах что-то предательски соленое и теплое, — решила пошутить, Вьюнок?

Он плакал, но даже не замечал этого. А девочка лежала у него на руках – маленькая, хрупкая, изможденная. Как же они не заметили того, что с ней происходит? Как же пропустили?

— Поттер, — гулко сказал Медведь, входя в комнату вместе с огненными Пруэттами. – Ты как?

Наверное, он наблюдал за ним уже какое-то время, но решил дать парню время на осмысление. Но осмысление все никак не приходило. Не могло быть никакого осмысления в такой ситуации.

— Я… я… — только и смог сказать Джеймс и посмотрел на колдуна. Медведь расплывался темным пятном, скупая улыбка на его лице застыла сочувственным неясным пятном.

— Отойди, — тихо сказал Фабиан, успевший навидаться многого за год в Аврорате.

Он подошел к девочке, аккуратно провел над ней волшебной палочкой, что-то бормоча себе под нос и только покачал головой.

Один этот жест, всего лишь одно короткое движение головой – и вся надежда рухнула в один миг. Джеймс аккуратно поднял девочку, переложил ее на кровать и сразу же отошел на пару шагов, словно она была чумной.

Одно дело знать, другое – видеть. Сложно заставить себя понять, что этот кусочек жизни, всего пару часов назад улыбающийся и смеющийся, сейчас безмолвно лежит на подушках. Безмолвно навсегда.

Джеймс коротким быстрым движением утер глаза, посмотрел на Фабиана, хмурого и злого, на Гидеона, раздраженного и мрачного, и сглотнул. Они переглянулись все втроем, словно состояли в каком-то особом тайном клубе, и одновременно кивнули.

Никто не мог поверить, что здесь обошлось без прихвостней Лорда.

— Кто бы ни сделал это, кто бы ни был виноват в этом… — тихо отчетливо начал Джеймс. – Я убью их.

Гидеон опустил глаза, Медведь согласно рыкнул. Вся гостиная Гриффиндора, вопреки стараниям МакГонагалл, толпившаяся

внутри башни у входа в комнату замерла.

А потом взорвалась беснующимся криком.

Гриффиндор собирался мстить.

*

В красно-золотой гостиной был траур. Лили не могла вспомнить ни одного момента, когда бы на Гриффиндоре было так неестественно молчаливо и серо. Казалось, золотые львы на красных драпировках – и те поникли.

Лили не могла плакать. Она просто сидела в кресле, обняв себя руками и смотрела в камин. Не хотелось ничего.

Джеймс ушел из башни еще часа два назад, и Эванс была уверена – сейчас он, пьяный и промерзший, сидит где-нибудь на вершине астрономической башни или за пределами замка и орет что-нибудь матерное в ночную тишину.

А дежурящие мракоборцы это слушают и ничего не предпринимают.

В Хогвартсе повесилась тринадцатилетняя девочка. А они проворонили это. С этого момента у них нет права голоса.

Лили уткнулась лбом в колени и тут же яростно затрясла головой – стоило закрыть глаза, и в голове возникало красивое миловидное лицо в кудряшках. Звенел переливчатый смех, искрилась улыбка, тепло мерцали глаза… А она и не замечала раньше, не задумывалась, какая Вьюнок на самом деле красивая. Была.

Бедная маленькая магглорожденная. Она так радовалась при поступлении, заливалась краской, когда ее неустанно хвалили профессора, а что теперь?..

— Лили, — Алиса Лонгботтом села рядом, нервно глядя на девушку. Ее губы уже не тряслись, слезы почти высохли, но выглядела Алиса так измученно и жалко, что Эванс к горлу подступил комок.