Они повернули в какой-то темный переулок. От телеграфного столба отделилась и пошла им навстречу неуклюжа фигура. Спутник немедленно отпустил руку Виктора и побежал за угол. А фигура приблизилась к Виктору, согнулась и по-бычьи толкнула его головой в грудь. Виктор пошатнулся, но не упал.

— Скумбрия, трам-па-па, — выкрикивал какие-то бессмысленные слова человек в надвинутой на глаза кепке, замахиваясь снова на Виктора. Сотник отступил, ухватился за телеграфный столб. Он сначала не понял, что с ним происходит. А когда заметил, что на него замахиваются снова, инстинктивным, привычным ударом боксера отбил руку незнакомого.

— А-а, вот как! — Яростно воскликнула человек и, подкравшись сзади, ударил Виктора в бок.

— Что вам от меня надо? — Глухо спросил Виктор.

— На тебе! — Воскликнул неизвестный, ударив Виктора в грудь.

Это внезапное нападение вывело Виктора из равновесия. Удары были не очень чувствительные, но все же ощутимые. Ну, как не дать сдачи этой нечисти? Тогда Сотник по всем правилам бокса нанес ему такой удар в подбородок, что неизвестный перевернулся на мостовую, как мельница от ветра. Минуту он лежал неподвижно, а потом медленно поднял голову и начал пискливо кричать:

— На помощь! Спа-си-те!..

— Вот он!.. Вот он!.. — Послышался голос за спиной Виктора.

Но Сотник уже не видел, как к нему подбежал милиционер в сопровождении остроносого именинника. Хмель сделал свое. Милиционер и «потерпевший» взяли его под руки и повели в отделение.

Утром председателю комиссии была прислана копия протокола. Дмитрий Афанасьевич, высокий, мрачный, худой, постучался к Виктору в номер, когда тот еще спал.

— Ну, что, выспались? — Неприветливо спросил он у Виктора, когда тот стоял у дверей, пропуская его в номер. – Да, да. Что же мне с вами делать?.. Неприятная история. Пятно и на комиссию, и на министерство.

Виктор просмотрел копию протокола, подписанного его собственной рукой и сам ужаснулся тому, что там было написано. Он невнятно вспоминал, где вчера был, с кем встречался и как дошел домой. Оправданий для себя Виктор не находил.

— Ну, что же вы молчите? — Спросил Дмитрий Афанасьевич. — Как же нам быть?

— Не знаю, — ответил Сотник.

— Вы уже закончили работу на заводе?

— Еще не начинал.

Председатель комиссии окинул его внимательным взглядом и удивленно спросил:

— Что же вы делали эти дни?..

— Я никак не мог встретиться с главным инженером, — смущаясь, ответил Виктор.

— Но мне известно, что главный инженер никуда не выезжал из города, — недовольно заметил Дмитрий Афанасьевич. — Что-то с вами не так. Атмосфера родного города на вас повлияла весьма негативно. Перед партийной организацией вам во всяком случае придется отвечать. Я должен доложить товарищу Швыденко. Как же вы могли такого натворить? — Закончил он с нотками родительского сочувствия в голосе.

— Что я могу сказать, когда сам не знаю, как это произошло?.. Знаю только, что дело плохо, — ответил Виктор, сев на стул и прислонив тяжелую голову к бронзовой дуге кровати.

Дмитрий Афанасьевич протянул Сотнику исписанный мелким почерком лист бумаги.

— Вот перечень вопросов, на которые следует обратить внимание. Пойдете на другие заводы. На металлургический — потом. Начните со станкостроительного...

Позавчера московские и киевские газеты вышли с фотографиями Гордого. На одних он выглядел сановито, напоминая своими запорожскими усами Тараса Бульбу. На других — скромнее, ближе к своему настоящему виду, с запавшими щеками и глубокими морщинами на лице. С Урала, из Донбасса, с «Азовстали» приходили поздравительные телеграммы. Почтальон даже пошутил — или почту надо перевести поближе к дому Гордого, или Гордому предоставить квартиру рядом с почтой.

А Прасковья Марковна превратилась в своеобразное почтовое отделение при ставке Гордого. Марковна сортировала телеграммы по областям, по заводам, по городам — в зависимости от того, откуда они прибыли. Вскоре она так запуталась, что Кострома у нее попала в Житомирскую область, а телеграмма с Коломны лежала рядом с телеграммой из Коломыи от одного из бывших приятелей Гордого.

Худенький русый Вадик, которого недавно прислала из Москвы племянница Нина, боясь обидеть Марковну своим смехом, серьезно сказал:

— Бабушка, Коломна очень далеко от Коломыи.

— Разве? — Удивилась Марковна. — А я думала — рядом...

Тогда Вадик сбегал к Валентине, раздобыл у нее большую карту Советского Союза. А чтобы изготовить флажки, Марковна нашла в своем окованном железными обручами сундуке красную ленту, сохранившуюся со времен ее девичества. Для нее в этом была своя, возможно, только ей одной дорогая символика, но и этого было достаточно. Марковна даже помолодела, оживилась. Даже наклоняться над грядками ей было уже не так трудно. А почтальон приносил все новые телеграммы...