Вернувшись домой, Вера заметила, что дверь на Лизину половину приоткрыта. Она, конечно, не удержалась от соблазна заглянуть в Лизины комнаты. Что это?.. Лиза стояла перед зеркалом и про себя улыбалась. На ней была та розовая кружевные блузка, которую они обе любили. Лицо у Лизы было такое счастливое, каким его Вера никогда не видела.

Она зашла в комнату, спросила, отчего это сестра так радуется. Лиза смутилась, покраснела, бросилась ей на шею.

— Сестричка!.. Как я счастлива!..

Вера пристально посмотрела ей в глаза и весело засмеялась:

— Ну, все ясно!.. Кто же он?

— Коля Круглов!.. И он меня любит.

Лиза рассказала об их встрече на дороге, об овраге, о лунной ночи над Днепром, о дороге домой по степной равнине среди моря цветов, трав и хлебов. Нет, она после этого с ним не встречалась — Коля много работает, он что-то пишет. Но в субботу они поедут с ним на лодке по Днепру! Обязательно поедут. А все эти дни они виделись только на заводе и однажды по дороге домой...

Простая, искренняя, заполоненная своим счастьем Лиза не заметила недоброго огонька, блеснувшего в Вериных глазах. Откуда было знать Лизе, что Вера уже давно прицеливалась к Коле значительно внимательнее, чем к кому-либо? Ведь Вера никогда не делилась с нею своими предпочтениями и намерениями. И если раньше Круглов стоял в ее воображении в ореоле неприступности, то теперь она уже была далеко не той девчонкой, что теряется, краснеет, не может сказать слова. Солод не тронул ее души. С ним приятно, весело. Но Круглов... Колька Круглов — это совсем другое. Он был для нее не только выгодным женихом. Рано или поздно он должен принадлежать Вере. Хоть на день, хоть на час! А если Вера давала себе такую клятву, она не забывала о ней. Ничто не могло остановить ее — ни страх, ни совесть, ни людская молва. Какое ей дело до людей?..

Вера нежно, ласково простилась с сестрой, пожелала ей хороших снов и ушла к себе. Ей не хотелось, чтобы сегодня снова приходил Солод.

Нет, Валентина не была спокойной, как это казалось со стороны. В ней происходила большая внутренняя борьба, борьба между умом и сердцем. Ум ей говорил, что Сотник — подлый человек, если мог так легкомысленно растоптать ее лучшие чувства, если не нашел в себе мужества приехать к ней и сказать ей в глаза, что больше ее не любит, или хотя бы написать ей об этом, если полностью сознательно заставил считать себя мертвым и поклоняться его памяти. Зачем ему был нужен этот жестокий, непревзойденный по подлости обман? Десять лет носить в себе святыню, греться ее теплом, обращаться к ней в самые тяжелые минуты жизни, и вдруг узнать, что эта святыня была лицемерной...

Что же может заполнить пустоту, которую почувствовала в своей жизни Валентина? Федор? Но Федор не мог заменить того Виктора, которого она носила в сердце в течение десяти лет. Он мог жить только рядом с ним, как его друг, как часть его самого. А когда исчез Виктор, исчез в том виде, каким она его представляла, в ее душе образовалась глухая пустота, и Федор, хоть бы как она этого ни хотела, не способен был ее заполнить.

И все-таки бывший Виктор не исчез из ее души. Он исчез только из ее сознания. Она понимала, что его нет, что он оказался совсем другим и поэтому недостоин занимать место, которое ему было отведено, но с тем, бывшим Виктором, она все еще не могла попрощаться, выгнать его из своего воображения. Он еще жил в ней. Жил наперекор реальности и сознанию. Жил любимый, желанный, как живет в человеке мечта, давно уже ставшая нереальной... Валентина знала, что ничего хорошего выйти не может, но это было именно так.

Лида как-то в лаборатории спросила у нее:

— Почему ты не хочешь посоветоваться с Виктором?.. Возможно, то, что он знает, мы не знаем, а то, что мы нашли — ему не известно.

— Нет-нет. Видеть его не хочу. Тем более не хочу принимать от него помощь... Пусть другие члены комиссии. Правда, у них не такой профиль. По стали — он...

— А может, ты ему тоже поможешь? – Не успокаивалась Лида.

Валентина подняла на нее затуманенные голубые глаза.

— Но я не могу его видеть. Ты понимаешь?..

— Боюсь я за тебя, — серьезно сказала Лида. — Боюсь, что за твоей обидой кроется другое чувство. Ну, признайся — ты его действительно так ненавидишь? И чем — только умом, а может, и сердцем?..

Валентина склонилась Лиде на грудь, и теперь ее глаза были не только затуманенными — туман превратился в горячую соленую росу и покатился по ее щекам слезами.

— Лидочка! — Сдавленным голосом произнесла она. — Мы росли с тобой вместе. Мы ничего не скрывали друг от друга... Люблю. Ненавижу и... люблю. Увидела его — и все пробудилось с новой силой. Чувствую: если бы он взял меня за руку — пошла бы за ним. И ненавижу себя за это. Простить себе этого не могу. Ведь я не имею права его любить. Он так недостойно поступил себя со мной. А Федор стал отцом моего сына. Я пообещала, что он усыновит Олега, как только уедет Виктор. Может, это и неправильно, но... Не могу спокойно слышать даже этой фамилии.

Лида обласкала подругу. На ее глазах тоже появились слезы.

— Валя! Успокойся, Валя. Он действительно недостоин твоей любви. Тебе надо преодолеть себя.

— Ты счастливее меня, — сказала Валентина, немного успокоившись. — У вас с Солодом все иначе. Но почему же вы откладываете?

— Ты думаешь, нам безразлично, что происходит с тобой?.. Успеем. Мы не такие уж наивные молодые... Пусть уедет, тогда.

Валентина благодарно посмотрела на подругу, а потом неодобрительно покачала головой: