Елена только молча кивнула…

Шагая по узенькой пыльной улочке городской окраины, на которой прошли ее детство и юность, к своему дому, она все пыталась отделаться от смешанного чувства благодарной признательности и непонятного недовольства по отношению к Нине Алексеевне. С одной стороны, было очень приятно, что она так по-доброму к ней отнеслась, что все она, кажется, правильно поняла. А с другой стороны, было не очень-то комфортно на душе от того, что она так запросто раскусила ее, все разложив по полочкам. Своя боль всегда самая большая. Человек, доказывающий нам, что, в конце концов, происходящее с нами — отнюдь не трагедия вселенского масштаба, рискует нажить в нас откровенного врага.

Да, все, что говорила ей сегодня Нина Алексеевна, правильно и справедливо. Только какие-то обидные это были справедливость и правильность, почему-то никак не хотелось их принимать к сведению.

Конечно, справедливость нужна. Но еще больше человеку нужно, чтобы его хоть кто-нибудь любил. Обязательно! В детстве, юности это — непременное условие для нормального развития психики, интеллектуальных и духовных способностей. В конце концов, любовь, как та самая живая вода, столь необходимая для выживания смертельно раненого человека.

А кто ее любил? Да, конечно, отец. Само собою, мама. Но это была совсем не та любовь, которая требуется человеку в пору отрочества, родительская любовь как бы обязательна, кто же из подростков в ней сомневается!

А отцовская любовь, к тому же, была столь своеобразна, что зачастую казалась ей хуже ненависти, хуже проклятия. Потому что во всех своих чувствах отец был безудержно непредсказуем. Он был из тех людей, которые могут задушить в объятиях.

Мама? Да, конечно, она любила Елену, как последнюю свою надежную зацепку в жизни, как робкую надежду на что-то лучшее. Но материнская любовь — столь же обязательное дело, как необходимость быть благодарным за то, что ты появился на свет. А быть благодарным за это хотелось не всегда, нет, не всегда.

Господи, неужели ее сыну тоже не за что будет ее благодарить?

Странно, она даже представить себе не могла, да и не хотела, что у нее может родиться дочь. Она просто знала, что будет мальчик, сын, и перебирала для него имена: Иван, Михаил, Александр, Антон…

…И вот он наступил, этот день, ожидаемый с тайным страхом и радостью. Мать была на работе. Елена почувствовала, как тупая, едва ощутимая боль внизу живота медленно растет, становится все острее, непереносимей.

Закусив губу, Елена, стараясь не паниковать, вышла из дома и пошла к соседям. К счастью, тете Маше ничего объяснять было не нужно. Бойкая сороколетняя бабенка, едва увидев ее на пороге, понимающе кивнула и, бросив на ходу:

"Я сейчас, мигом, только "Скорую" вызову!" — кинулась бегом по улице к ближайшему телефону-автомату.

"Скорая" приехала минут через пятнадцать. Старая, видавшаяя виды врачиха в сбитом набекрень колпаке, бегло осмотрев Елену, скомандовала: "Ну-ка, собирайся, да побыстрее! Мне еще не хватало в машине принимать роды!" А Елена, оставив на кухонном столе записку для матери, корчась от нарастающих болевых приступов, думала только об одном: "Лишь бы не позориться! Не орать, не орать, не орать!"…

Неприятности начались в приемном покое родильного дома.

— Вы где на учете состоите, женщина? На каком участке? — спрашивала бледную от уже нестерпимой боли Елену холеная, медлительная акушерка, позевывая над медицинской картой, которую еще нужно было заполнить. — И где ваша обменная карта?

— Я?.. где?.. никакой карты у меня нет.

— То есть?! — удивленно и недоверчиво воскликнула акушерка, и всю ее сонливость сдуло, как ветром. — Ничего себе! Я сейчас позову врача. Откуда я знаю, кто вы и откуда. Может, извините, вас с вокзала привезли! А у нас тут чистые женщины, у нас тут дети маленькие!..

Акушерка, постукивая остренькими каблучками, куда-то скрылась, и уже через минуту вернулась назад, в сопровождении огромной врачихи в клеенчатом фартуке и с марлевой повязкой, висевшей на вязочках на ее необъятной груди.

— Ну, что тут случилось? — прогудела басом эта толстуха, плюхнувшись перед Еленой на стул. — Опять вокзальная девочка? Как они все надоели!

— Не вокзальная… — стараясь не терять самообладания и в то же время не завопить от все нарастающей боли, произнесла Елена, покусывая уже опухшие губы. — Не вокзальная! Просто некогда мне было по консультациям ходить! Я — журналист, корреспондент молодежной редакции радио. Не беспокойтесь, не с улицы я.

— О-о! — весьма выразительно прогудела врачиха и многозначительно переглянулась с акушеркой. — Вы знаете, к нам не только "корреспонденты" вот так-то нежданно приезжают. И "генеральские дочки" бывает заглядывают, и "актрисы" нас вниманием балуют… Не удивите вы нас, не удивите!.. Все-таки, почему вы не стоите на учете в женской консультации? Только серьезно, пожалуйста.

— Так получилось!

— Вот это да, "получилось"! Да вы что, из тайги глухой или из джунглей? И если вы действительно журналист, то странная какая-то. Ну, как же так, не знать, не понимать элементарных вещей! А если я вас не приму? Ведь ничего не известно — ни группа вашей крови, ни анализ на эрвэ…