На телефон отвечал вежливый женский голос. Мэри, гуль и секретарша Иветт – но Кристи об этом не знала. Всем участницам резко оборвавшейся вечеринки пообещали бесплатные билеты на следующий концерт.

Кристи не только похвасталась визиткой всем, кому только можно, но и довольно прозрачно намекнула на свои завязавшиеся отношения с темноволосым гитаристом, к восхищенной зависти подруг. Всех, кроме Мелисенты, которая была в курсе истинного положения вещей. Мелисента пыталась предупредить, что враньем Кристи рискует поставить себя в неловкое положение, но самоуверенная блондинка не пожелала слушать. И в результате получила увесистый щелчок по носу, когда в местных газетах появилось объявление о помолвке Фьялара Бруниссона с той самой немодельной креолкой.

Она попыталась было обратиться за помощью к Мелисенте. Та в подробности не вдавалась, но, судя по высказанной сквозь краску смущения просьбе помочь с контрацептивами, не ограничила свое знакомство с ударником удачным исчезновением с вечеринки. Однако Мелисента отказалась тащить подругу на очередное свидание. По совершенно неубедительной с точки зрения Кристи причине, что Войцеху это не понравится. И теперь она решила расплатиться с неблагодарной выскочкой за все свои разочарования.

Компания для этого подобралась, как нельзя более, подходящая. Джек и Айзек, футболисты школьной команды, оба бывшие ухажеры Мелисенты. Джек сам бросил девушку, после двух или трех неудачных штурмов за первую неделю романа. Айзеку пришлось хуже – Мелисента поймала его на вранье о том, что уже «все было». Да еще и настолько неудачном, что нашлись свидетели подтвердившие , что в вечер, когда было это «все», она вообще была в другом месте и принимать участия в происходящем не могла. «Ты меня со своей рукой не путаешь?» - едко бросила ему Мелисента в присутствии чуть не половины класса, и Айзеку пришлось заткнуться, когда ее слова вызвали общий смех и стали причиной редкого перехода зрителей на сторону «Принцессы Недотроги».

– Можете записываться в очередь, парни, - со смехом сказала Кристи, - малышка уже встретила своего прекрасного принца на белом коне и поторопилась вручить ему хрустальную туфельку. Теперь она и до простых смертных снизойдет. Принцам от Золушек, кроме туфелек, ничего не нужно.

– А ты уверена? – подмигнул Айзек, - может, она его вообще с вибратором спутала?

– Давай, ты первый, - усмехнулся Джек, - а я подожду твоего отчета о том, стоит ли она вообще того, чтобы в нее вставить что-то покруче вибратора.

– Кристи! – Мелисента залилась краской и вскочила на ноги.

– Что «Кристи»? – пожала плечами блондинка, - ты думаешь, если Шемет тебя трахнул, ты стала особенной? Да у него таких как ты – полный зал идиоток. Можно каждый вечер свежим мясом полакомиться.

– Шемет - крутой мужик, - кивнул головой Джек, - за таким и объедки подобрать не зазорно. Пожалуй, я первый. А Айзек подождет моего отчета.

– Да полкласса уже ждет, - расхохотался Айзек, - пойду список составлять. В порядке живой очереди. Думаю, Милси уже вошла во вкус, и никому не откажет.

Мелисента уже перестала обращать внимание на изгаляющихся в насмешках парней. Она сцепила взгляды с бывшей подругой, и Кристи, выдержав всего несколько секунд, опустила глаза, нервно сглотнула.

– Идемте отсюда, - она потянула за собой Айзека и Криса, - Милси нужно в одиночестве обдумать свалившееся на нее счастье.

Войцех уже сидел за угловым столиком, накрытым на четверых, когда Бобби привез девушек в Каза Моно. Ресторан с его псевдо-старинным интерьером, темными деревянными панелями и хромированными лампами вполне отвечал невзыскательным вкусам кишевших здесь туристов со всех концов света. Но кухня и вправду была отменной, Войцех позаботился найти лучшее, что мог предложить Нью-Йорк.

– Прости, что не заехал за тобой, моя прекрасная, - сказал Войцех, галантно целуя ее руку, и одновременно ухитрившись второй рукой незаметно провести по открытой чуть ниже лопаток спине, - цейтнот, как обычно. Боялся, что нам столика не достанется. Вы уже познакомились?

– Конечно, - Мелисента улыбнулась, - у тебя замечательные друзья.

– Мы такие, - рассмеялся Бобби, пожимая руку Войцеха, - особенно, когда в программе паэлья с моллюсками.

– Как ты угадал? – обрадовалась Мелисента, присаживаясь на отодвинутый Войцехом стул.

– Ясновидение, - с гордым видом ответил Войцех, - это моя профессия, угадывать, что девушка захочет на ужин. Владельцы ресторанов просто рвут меня на части, предлагая работу.

– Тогда зачем спрашивал? – удивленно сказала Мелисента.

– Он тебя разыгрывает, - рассмеялась Маша, уже разглядывавшая меню, - паэлья здесь только с моллюсками. Но всего остального тоже вдоволь на любой вкус.

Паэльей они не ограничились. Бледно-желтые тыквенные крокеты с белоснежным козьим сыром, запеченные утиные яйца, прозрачная как слеза жареная свиная грудинка, хлебцы с апельсиновыми цукатами. Бобби ел за двоих, в буквальном смысле, Войцех, пользуясь моментами, когда Маша отвлекала Мелисенту, сбрасывал ему на тарелку свою долю. Но вином наслаждался сам, смакуя каждый глоток. Малкавиан еще помнил, каким должно быть хорошее вино, и накладывал добытые из закромов памяти воспоминания на пресные и плоские реальные ощущения. Получалось неплохо, и он решил, что этот трюк можно будет повторить еще на чем-нибудь. Кроме Мелисенты. Обнимать ее, вспоминая о тех, кто лет двести назад делил с ним постельные радости, было кощунственно.

Маша и Мелисента о чем-то перешептывались, улыбаясь, и у Войцеха потеплело на душе. Девочка пришла сюда побледневшая, с легкими тенями под прекрасными глазами, и он боялся, что вчерашним скандалом не обошлось. Но расспрашивать при друзьях не рискнул. Да и вообще, понял он, не рискнул бы. Ее ответы могли потребовать от него решительных действий, а все, что приходило в голову, никуда не годилось. Но сейчас она позабыла обо всем, смеясь шуткам Бобби, напоказ секретничая с Машей, легонько подкалывая его самого. Поначалу он собирался пригласить Фьялара и Делию составить им компанию на вечер. Но Мелисента побаивалась Фьялара, особенно после того, как тот рявкнул на Войцеха, сбившегося с ритма. И Делия, с ее чуть циничной ухмылкой, могла ненароком задеть кого угодно острым, как бритва, язычком. И, как ни крути, двести лет – это двести, а не двадцать. Впрочем, когда это касалось его самого, в последнее время об этом так легко было забыть.