Сердце в груди обмирает, но не от желания, скорее от растерянности, потому что его лицо с блестящими глазами, следящими за реакцией на прикосновение рук, гуляющих по спине и сильно сжимающие бедра, будто желая подчинить, оно так близко и, кажется, мне сейчас слишком самодовольным. Джай не спрашивает, хочу ли я этого, не предоставляя выбора своей настойчивостью, а без промедления прихватывает мои губы своими, властно, напористо сминая, втягивая и слегка прикусывая. Прикосновения его теплые, влажные, с нотками нежности, как и раньше, но это совершенно другая нежность, с помощью которой он просто берет желаемое, требуя отклика на ласку, покоряя. Настырность смешанная с наслаждением. И мне это нравилось.

Раньше нравилось, пока… Пока что? Пока я не узнала, что может быть по-другому? Пока не ощутила полностью, что легкие касания губ могут не только откровенно забирать, но и дарить обескураживающую мягкость, томительно впитывая в себя каждое мгновение, пробуя так осторожно, почти отчаянно, внимательно… И вот теперь при одной только мысли о том, что я четко осознаю ту тонкую грань, за которой начинается призрачное ощущение использования, сознание замирало от слепой паники, как будто меня пытаются принудить к тому, отчего противится все мое существо. Или я так отвыкла от Джая?

— Джай, не надо, стой, — я упираюсь ладонями в раскаченную грудь мужчины, отстраняясь и разрывая поцелуй.

— Люс, что-то случилось? — тихо спрашивает он, накрывая своей рукой, когда я прижимаюсь лбом в крепкое, родное плечо, пряча глаза.

Внутри меня заворочалась горечь и чувство неправильности происходящего, потому что мне показалось, что это не те прикосновения, которые я так желала. И губы не те, и вкус их, и руки, блуждающие все откровеннее, старающиеся пробраться под одежду. И мужчина не тот. Не он… Да что же это со мной? Разве я его не… люблю? Нам с Джаем комфортно вместе. Удобно, просто и плевать, что порой он выбешивает до невозможности. Я знаю, что от него можно ждать и без чтения мыслеформ, в какую сторону взбрыкнет его характер и даже обидные вещи — они все уже предсказуемые и понятные.

— Ничего, а почему ты спрашиваешь? — пальцы перебирают мои волосы, но Гилмор смотрит подозрительно, словно понял мои мысли и сомнения. Конечно, понял и не скрывает своего негодования. Даже подозревает, что все дело в Ризе. И ведь прав на самом деле, ой как прав.

— Ты отворачиваешься и как-то… все не так... Ты так сильно обиделась из-за своего чужака? — с досадой интересуется Гилмор, на удивление, не предпринимая никаких попыток настоять, довольствуясь вполне невинными объятиями, просто гладя ладонью по спине. А я не могу понять, что происходит со мной. Он мне дорог, я точно знаю, и просто обнимать вот так его мне нравится, и укладываться щекой на широкую грудь, слушая дыхание и считая такты сердца. Но вот нахальство его…

От осознания собственной глупости и того, что, наверное, не любовь это — обычная привязанность, симпатия, потому что он был первый и единственный, я чуть глухо не застонала. Хотелось спрятаться, исчезнуть, забиться в темный угол. Да и что у нас было — встречались, расстались… Ну переспали, ко взаимному удовольствию. Да, в какой-то степени он меня использует, впрочем, как и я его. Но нужны ли мне и дальше такие подобия отношений? Ведь с Ризом я почувствовала что-то новое, неизведанное, что раньше не чувствовала ни с кем.

Сердце раздирали одновременно стыд, боль, досада и отчаянье. Как быть теперь? Как? С чувствами своими, распиравшими душу, с воспоминаниями о другом мужчине, с пониманием, что забыть его не могу и также не могу быть с ним. Риз совершенно другой, особенный, не похожий ни на кого, потому и страшно ему довериться, вдруг он не тот, за кого себя выдает или кем я его для себя могу посчитать, ведь мужчина мне не открывается, и прочитать его я не могу. Вдруг я ошибаюсь, и все не так, как кажется на первый взгляд, и куда нас это ведет, не ясно. Всё непросто, с какой стороны ни посмотри. Но виновата я сама — запуталась по рукам и ногам в собственном клубке сомнений, да так прочно, что не могу отыскать концов. Хочется рубануть по этому узлу к чертовой матери, и все — будь что будет. Чувствую себя распоследней дурой… Похоже, это ощущение со мной теперь надолго…

— Да ну, причем тут это, нашел к чему привязаться… просто… все навалилось сразу, атаки, трупы эти и вообще… А давай не будем об этом? Хочется хоть на пару часов забыть о проблемах.

— Для этого мы сюда и пришли, — Джай прищурился и подцепив пальцами подбородок, поднял мое лицо к себе. — А я и пытаюсь сделать все, для того, чтобы отвлечь тебя от тяжелых мыслей, — он расплывается в лукавой улыбке, и я не могу не улыбаться ему в ответ. — Ну же, детка, поцелуй меня...

Он тянется ко мне, а я изо всех сил стараюсь выбросить из головы аромат леса, бодрящую свежесть речной воды на коже, терпкий запах травы и сильное мужское плечо, в которое мне так нравилось утыкаться во время ночной прохлады... Как теперь жить с этим дальше, как вернуться в обычную колею, если все это было! Были надежные руки, притягивающие меня к себе, мягкие губы, пленяющие и твердые, одновременно дарящие столько нежности, что перехватывало дыхание. Как забыть обволакивающее томное золото, ласково окутывающее, кружа голову. И как теперь заставить себя снова поверить, что губы целующие меня сейчас, родные и самые необходимые...

— Да что с тобой, Люс! — отстранившись, вспыхивает Джай. — Ты устала или просто не в настроении?

— Я, вообще-то, голодная, ясно? И, если я не ошибаюсь, ты обещал мне ужин!

— Сейчас всё будет, — с готовностью поднялся бесстрашный и расплылся в очаровательной улыбке, делающей симпатичное лицо еще более привлекательным, превращаясь в милого растрепу, забывающего порой о расческе и ножницах. Потер ладонью лоб. — Надеюсь, вкусы у тебя не изменились? Небось, что-то сладкое хочешь? — вот знает же, как облупленную. И чего это у меня изменилось, интересно, на что это он намекает, умник?