— А агенты? Раньше, как только закончилась битва на озере, бесстрашные время от времени задерживали безупречных, которые не оставляли попыток убраться отсюда…

— Их или осталось ничтожно мало, или ими решили пожертвовать. У них есть цель, и они ее достигнут! Чего бы им это ни стоило…

Люси, нахмурившись, настороженно сверлит меня взглядом.

— Не слишком ли восторженный тон? Чему ты так радуешься? А вдруг там, у входа в тоннель будут такие же приборы?

— Но ведь на нас будут керслеты, а они не пропускают звук. Люси, у нас все получится, мы должны верить! Мы все продумали, Оракул нас не может… — неожиданно мне вспоминается сон, и я запинаюсь на полуслове.

— Что? Ты что-то вспомнил?

— Нет, просто… предчувствие у меня какое-то, что мы что-то… упустили. Недавно мне приснился сон, где наместник говорил со мной, и сказал, что в Оракул можно ввести данные вручную. Но я клянусь, Люси, все то время, что существует станция, это было невозможно сделать никому, кроме лидера Ромате…

— Они могли его доработать?

— Оракул саморазвивающийся механизм. Искусственный интеллект, который способен накапливать опыт и анализировать его. Он управляет безупречными все это время, контролируя их жизнедеятельность. Эта машина просто не позволит никому менять свою структуру, потому что это лишит его тотального контроля!

— А может такое быть, что ты чего-то не знаешь? Или от тебя скрыли?

— Конечно, может. Но мы с моим учителем все предусмотрели, у них нет доступа к базе данных Оракула, а, значит, они не могут менять вводные вручную, только то, что машина сама нашла и проанализировала… Если кто и может вмешаться в работу Оракула, то только верховный лидер Ромате, кровь которого является кодом доступа. Что мы и сделаем, когда окажемся там.

Люси потерла лоб ладошкой, устало прикрыв глаза. Я понимаю ее, все это очень рискованно, но другого выхода у нас нет. Теперь только вперед.

— Поцелуй меня, Риз, — вдруг порывисто обнимает меня Лусия, прижимаясь ко мне всем телом. — Поцелуй так, чтобы я обо всем забыла…

Прикрыв глаза, я беру в ладони ее лицо, провожу по губам большим пальцем, гипнотизируя каждое движение, отчетливо понимая, как нам обоим необходимо это касание, но медлю, желая насладиться каждым отпущенным нам мгновением. Слабые покалывающие токи расходятся от кончиков пальцев, передаваясь ей по чувственной цепочке, заставляя ее чаще дышать и прикрывать глаза от разливающей по телу неги. Мои губы уже печет, и я приближаюсь к ней, уже явственно ощущая ее прерывистое легкое дыхание и, наконец, накрываю ее губы своими, жадно, бесконтрольно, растворяясь в эмоциях, что дарит мне она ежедневно, ежечасно одним своим присутствием, пылко и настойчиво затягивая нас обоих в водоворот желания.

Прохладные пальчики вплетаются в мои волосы, Люси прижимается ко мне, отвечая на поцелуй отчаянно, будто хочет впитать меня, сплавиться, срастись воедино. Невоздержанные прихватывания превращаются в бешеное соитие и становятся до болезненности возбуждающими, когда я, оторвавшись на секунду от девушки, подхватываю ее на руки и в нетерпении спешу со своей ношей в душ, чтобы смыть с себя этот день вместе со всеми нашими печалями и забыться, даря друг другу себя без остатка.

====== «Глава 34» Единственный выход ======

Within Temptation — Wish you were here

Тания пробиралась по лесу очень долго, то и дело натыкаясь на непроходимые дебри, которые приходилось не без усилий преодолевать. Это помогало не погрузиться в свои переживания полностью — мозги все время находились в напряжении, нужно было ступать осторожно, чтобы не провалиться в какой-нибудь неожиданно возникший на пути овраг или не выколоть глаз о выступающие ветки. Когда чащоба расступалась, и девушка оказывалась на более или менее открытом пространстве, а идти становилось легче, это давало временные физические передышки, но зато погружало ее в собственные мысли, далекие от путешествия по лесу.

Конечно, она убежала под влиянием эмоций. Ни разу нельзя было назвать это обдуманным взвешенным решением. Ее жизнь, вообще, такими вещами была не обременена, никогда. Выживание штука непростая: то и дело нужно думать, что ты будешь есть, чем прикрыться, как не сдохнуть. Нельзя было назвать ее жизнь легкой или радужной, нельзя было даже назвать это жизнью по большому счету — ничего хорошего в таком существовании не было. Однако… До настоящего момента она знала, что и как нужно делать, у нее был мало-мальски приемлемый опыт, все было понятно, никаких потрясений. А вот теперь…

Вся жизнь Тании поделилась на «до и после» разрушения полигона, на котором, в свою очередь, она жила, сколько себя помнила. Родителей девушка не знала — то ли их не было, то ли они про нее не вспоминали, но семьей Тании была небольшая горстка детишек в общежитии подземелья недовольных. А потом подземную базу, заменившую девчушке дом, разрушили бесстрашные, вторгшись в ее понятную, хоть и не очень светлую во всех смыслах жизнь.

До шестнадцати лет, до того самого момента, когда пришли эти люди в черной одежде и выгнали всех на поверхность, Тания видела солнце всего несколько раз. Первое время ей было все время очень светло, резало глаза, и кожа постоянно покрывалась красными, долго незаживающими пузырями. Но организм быстро ко всему привыкает. Жизнь, превратившаяся в постоянное выживание, гораздо больше приносила проблем, нежели солнечные ожоги.