Да собственно, и мои действия тоже не доставили ей особой радости, возможно, если бы я смог совладать со своими чувствами и оставил все как есть, она не так сильно расстраивалась бы, и перед глазами у меня не стоял бы ее взгляд, полный обиды и разочарования, когда она узнала, что я отказался от нее… Но по-другому было бы слишком мучительно выдавливать из себя притяжение по капле.

Я думал, что со временем станет легче. Наивный. Становится не только больнее, но еще невыносимее повсюду, где бы мы не пересекались, физически ощущать ее присутствие и знать, что она злится на меня. Я тоже на себя злюсь, надо было хотя бы попытаться, попробовать остаться друзьями, не рвать по живому… Но я не могу… Не могу! Видеть ее каждый день, прикасаться и вспоминать, помнить ее губы, податливое тело в моих руках... Невозможно. Невыносимо. Я должен отойти в сторону, должен был… Я видел, что ее тоже тянет ко мне, и рано или поздно мы поддались бы тому, о чем она жалела бы потом.

Чтобы занять себя и отвлечь от удушающего разочарования, я стал потихоньку копаться в архивах. Люси сделала мне пропуск, под предлогом того, что я должен изучать историю фракций, а конкретно Бесстрашия, и теперь я мог попытаться найти что-нибудь связанное с учителем. Я уверен, если он оказался в прошлом, он должен был оставить мне какие-нибудь записи, и мои поиски частично увенчались успехом. Тетрадь, которую я нашел, вся была написана японскими иероглифами, для бесстрашных это, наверное, показалось каким-нибудь сложным шифром. Учитель заставил меня выучить этот язык еще там, на станции, и теперь я мог свободно прочитать его послания.

Первая же тетрадь, что я нашел, была сборником писем, обращенных ко мне, и содержала правила выживания среди бесстрашных.

«Мальчик мой, ты столкнешься со множеством странностей, которых не было раньше в твоей жизни и тебе придется это принять. Жизнь среди людей яркая и многогранная, но вместе с радостью, она несет в себе и печаль, горе, гнев и другие вещи, которые тебе придется пережить и научиться контролировать. В Бесстрашии тебя научат, что нужно сочетать в себе крайности. Любить людей, но быть равнодушным. Творить добро и ждать зла. Надеяться на лучшее, но ожидать худшего. Верить в людей и никому не доверять. Быть оптимистом с реалистичными взглядами. Жить с открытым сердцем и никого в него не впускать. Часть тебя должна любить мир и восхищаться им, другая же ждать удара и быть готовой к войне. Это сложно понять, но они это и называют „пить жизнь большими глотками“. Потому что их жизнь состоит из крайностей, в непосредственной близости от пропасти в бездну…»

Да уж, неплохо было бы найти пару практических советов, как это сделать… Когда вижу Люси, у меня просто все переворачивается внутри. Особенно, когда представляю или вижу, как она обнимает Гилмора, а он думает, что она с ним «сладким» поделится… Надо же было такое придумать, как будто эти эмоции можно так назвать! Хотя… Я и сам относился к девушкам потребительски и не видел в этом ничего плохого, но сейчас... Все стало по-другому. Мне невыносимо ощущать Люси рядом, видеть ее улыбку, согреваться теплом ее взгляда и при этом соглашаться с тем, что она уйдет сейчас и будет целовать другого…

«Никогда не пытайся понять женщину, — писал мой учитель, — она прогонит тебя, но всей душой будет ждать, что ты ее вернешь. Она накричит на тебя, но при этом будет страшно жалеть, если увидит, что ты страдаешь. Она будет любить тебя, но захочет услышать это от тебя первым, чтобы не ранить свои чувства в случае отказа…»

А Люси просто живет дальше. Она не пришла и не спросила, что это значит, просто разозлилась сначала, а потом… просто пропала из поля моего зрения, растворилась во фракции… Я даже перестал чувствовать ее, она приходит в Яму, когда нас гарантированно там не будет. Возможно… ей просто все равно, и она решила, что так будет лучше, соглашаясь со мной. Но я все равно не должен был так поступать, уполз в кусты, как пацан желторотый. Тем более, если ей все равно, а с собой я как-нибудь постараюсь справиться.

И все же мне казалось, то, что произошло между нами в застенье, все-таки больше, чем обыкновенная симпатия и притяжение. Я знал, чувствовал, что есть что-то еще, то, что я не могу высказать словами. Близость. Едва зарождающаяся, но такая необходимая, она была, и это невозможно отрицать.

«Запомни Дей: любовь — это не сделка, которая считается браком, не страсть, похожая на мелодраму, не животный инстинкт обладания, за которым охотятся многие люди, а чувство глубокого уважения к чужой жизни и желание украсить ее радостью и красотой…»* — писал Мартин.

Да уж, украсил я жизнь Люси, ничего не скажешь. Чувство раскаяния и вины навалилось на меня с такой силой, что захотелось бросить все и пойти к ней прямо сразу. Но режим Бесстрашия не позволял мне вырваться никак. Парни говорили, что скоро начнутся пейзажи страха, ходят слухи, что это тяжелые психологические тесты, которым подвергаются все инициируемые, а так как из нашей группы я один такой, остальные просто повышают свои рейтинги, то и проходить эту процедуру мне одному. Берман, как и всегда хлопая меня по плечу, смеется, что беспокоиться не о чем, а Тамила назначила итоговые зачетные бои, так что из тренировок мы почти не вылезаем, и поговорить с Люси у нас возможности не было, тем более, что она меня тоже избегает.

— Ну что, Риз? Пойдешь с нами пиво пить, сегодня можно расслабиться! Или опять поп*здуешь ковыряться в архивах! Кстати, что ты там вынюхиваешь, а? — добродушно тыкает Берман мне в спину, а Арчи только фыркает. Он не простил мне поединка, и теперь косится злобно, отпуская поганые шуточки, когда только это возможно.

— Может, он в прошлом книжным червем был, откуда нам знать, — с вызовом произносит Арчи. – Хей, Риз, ты, случайно, не из Эрудиции в кочевники подался? Или у недовольных эрудитом прислуживал, а?