— Буду, — соглашается мужчина, призадумавшись, бросив мельком недовольный взгляд на мою расползающуюся ухмылочку. А я просто не могу не улыбаться, когда он так забавно обижается, если не понимает когда я шучу или говорю серьезно, наверняка подозревая в том, что я на нем за что-то отыгрываюсь. Вот и неправда, я не отыгрываюсь, но мне так нравится проявление его эмоций. Мы привыкли, что безупречные — как искусственные люди, манекены, а Риз не такой. Общение с ним оказалось приятным и, чего греха таить, волнующим. — Что хочет найти один из кочевников, надеясь получить при обмене на это, батареи питания?

Ох, вот ведь завернул! Медленно вдыхаю теплый, немного душноватый воздух, собираясь с мыслями, и перевожу все свое внимание на обустраивающую под склоном временный лагерь группу людей. Как только я перестаю концентрироваться на Ризе, в голове закручивается целый оглушающий водоворот из чужих мыслеформ и образов, через которые я стараюсь пробиться к нужной мне информации. Но сделать это намного сложнее, чем сказать.

Первое, за что цепляется сознание, так это сетование какой-то женщины по поводу изношенной одежды, и перед глазами сразу проглядывается порванная накидка и обтрепанные до дыр, джинсы. Мужской голос всплывает с озадаченным вопросом, где он намочил сигареты и насколько их хватит. Еще кто-то с недовольством отмечает, что во время своего вороватого промысла, они не смогли раздобыть лекарств и теперь придется идти в город кочевников, чтобы выменять на них патроны, которых и так немного осталось, а есть еще опасения столкнуться с враждебно настроенной группой стервятников. И прочие, прочие, прочие проблемы выживания в застенье из-за нехватки ресурсов, которые теперь настырно вертятся в моей голове, что перед глазами мутнеет, пока я, наконец, не натыкаюсь сквозь этот беспорядочный водоворот на четкий поток мыслей о том, как бы обстряпать кому-нибудь из встречных на транспорте людей западню, чтобы успеть слить топливо, и если наберется полная канистра, то потом будет возможность выменять батареи и…

— Топливо, — чуть ли не с победным видом, заявляю я Ризу. — Он хочет стырить у кого-нибудь топливо, чтобы обменять его и потом попробовать включить найденную портативную аудиосистему, которую он чинил вот уже пару месяцев. Думает, что там может быть на ней записано что-то интересное…

— Стоп, Люси, — спокойно одергивает меня Риз, не разделяя моей радости на то, что я справилась. — Вопрос был только в том, что он хочет найти. Топливо, да, это верно. А вот зачем ему батареи питания, это уже совсем лишнее, если для тебя это не является необходимым. Учись сканировать поверхностно, погружайся глубже если только наткнешься на что-то подозрительное. А то такими темпами, ты и всю его тайную подноготную вытащишь, забивая себе память лишним мусором. Копить в себе ненужную информацию, слишком тяжело морально, потому что мы не только их слышим, но переживаем их эмоции. Понимаешь?

— Я и пытаюсь поверхностно, но оно само лезет вместе с остальной чушью, — только и ворчу, сделав ему страшные глаза. Но он прав, я почти физически могу ощутить чужие чувства и нервная система может не справиться с таким наплывом переживаний. — Ты знаешь, я не могу ухватить, как узнавать только нужную информацию, не зацикливаясь на других мыслеформах. И вместо того чтобы нудеть, лучше бы рассказал, как у тебя это происходит!

— Ну, я это вижу цветами, у меня нужная в данный момент информация подсвечивается немного определенным цветом. У каждого свое — у кого-то образы, у кого-то звуки. Но ты сразу поймешь. По принципу поисковика — ты вводишь запрос, а тебе на этот запрос выдается множество ссылок, среди которых ты ищешь нужное, и это нужное, допустим, подсвечивается красным, будто маркером выделено. Вот как ты поняла, что это именно тот поток мыслей, что нужен тебе?

— Я не знаю, оно как-то… четче было, среди всего. Ну, наверное, как найденный конец ниточки, за который можно потянуть и размотать весь клубок… И не надо на меня так смотреть, словно я сказала какую-то глупость, — ткнув пальцем в него, сурово нахмуриваюсь я, — мне и так не по себе. С ума сойти можно, пока докопаешься до того, что ищешь.

— Тебе всего лишь нужна практика, мы будем упражняться столько, сколько тебе понадобится, встречая людей. Потом это происходит на автомате и ты уже ни о чем лишнем не задумываешься, а просто выявляешь для себя нужное, чтобы не потонуть в террабайтах информации, выдаваемой человеческим мозгом, и не запутаться в белом шуме огромного количества всяких образов, рождаемой человеческой психикой.

— Меня больше всего и волнует как раз этот шум и всякие образы. Понимаешь, во фракции куча народу, и я что, так и буду всех их постоянно слышать?

— Нет, ты можешь поставить блок, абстрагируясь ото всех. Нужно только понять принцип его действия и ты вспомнишь, как их ставить.

— Но я не помню этого, Риз. Такое ощущение, что это выходило как-то само собой.

— Конечно, как-то само собой, ведь у тебя этот дар с самого рождения, и, значит, ты уже тогда подсознательно могла справляться с этой задачей. Давай представим, как бы ты могла охарактеризовать этот блок? Попробуй его представить.

Риз смотрит ободряюще, словно ожидает от меня чуда, и если б пару недель назад, мне кто-нибудь сказал такое, то я бы сперва посмеялась от души, а потом посоветовала этому человеку обратиться к психиатру, но сейчас старательно вникаю в советы безупречного, пытаясь понять все тонкости, постепенно обретая таким образом и собственные воспоминания. Риз оказался прав, когда говорил, что в моей жизни было что-то такое, что я потеряла и пыталась это найти. И как бы раньше я этого ни отрицала, считая обычным воображением, но иногда мне действительно казалось, что я забыла что-то очень важное для себя, что-то такое… без чего я — не я.

Это было давно, еще в детстве, во время войны с недовольными. Самое тяжелое время для нашего города, фракции, и особенно для нашей семьи. Я почти не помнила этого и благодарна Ризу за то, что он сделал так, желая отгородить меня от того страха, потерь, смерти и боли… подарив беззаботное детство. Но вместе с памятью о тех трагических событиях, он забрал и частичку моей жизни, я и сама не могла ни объяснить, ни понять, чего именно мне не доставало, заполняя обитающую внутри пустоту посредством рисования тех самых таинственных образов, что переносила на бумагу.