— А что? Тебя он не бил!

— Зато тащил по коридору у всех на глазах! Я бы с большим удовольствием надрал Люциусу зад... если бы знал, как, — свирепо добавил Сириус.

Джеймс прищурился, оценивающе разглядывая своего соседа.

— А если я скажу, что знаю как, поможешь?

— Помогу! — мальчик весь подобрался, но Джеймс не спешил ему довериться.

— И не выдашь? — с сомнением спросил он.

— Чтоб я сдох! — Сириус сплюнул на пол. Джеймс удовлетворенно ухмыльнулся.

Они одновременно оглянулись на пухлого светловолосого мальчика. Передние зубы у него сильно выдавались вперед, маленькие водянистые глаза с ужасом смотрели на разгорающееся восстание.

— Я н-не скажу! — просипел он, еще крепче вжимаясь в сидение. Похоже, он решил, что они его прикончат прямо в купе, если он скажет иначе. — Честное слово!

— Джеймс Поттер, — снова, но уже совсем другим тоном представился Джеймс, повернувшись к Сириусу и решительно протянул ладонь бывшему врагу.

— Сириус Блэк, — ответил тот, криво ухмыляясь и пожимая его руку. — Есть идеи, Поттер?

Джеймс хмыкнул и вытащил из-под свитера какую-то текучую блестящую ткань и крошечный спичечный коробок с торчащей из него веревочкой. Сириус восхищенно открыл рот, схватив в руки мантию-невидимку.

— Две, — самодовольно улыбнулся Джеймс, подкинув коробок.

Сириус быстро пожевал жвачку, выплюнул и аккуратно прилепил к опущенной крышке унитаза веревочку навозной бомбы, а саму коробочку просунул под ободок и закрепил там. Джеймс, оглядываясь на неподвижные двери многочисленных купе, торопливо писал что-то на пергаментном листе, прижимая его к стене.

— Готово! — шепнул Сириус.

Им пришлось прождать под мантией-невидимкой около десяти минут, прежде чем дверь, ведущая в купе старост, открылась, и в коридор вышел невозмутимый Люциус Малфой, как и следовало ожидать, без своей трости. Когда он прошествовал мимо них важной неторопливой походкой, мальчики вжались в стену, но едва за ним закрылась дверь, ведущая в уборную, они вырвались из-под мантии и бросились следом.

Джеймс выплюнул на ладонь жвачку, смачно впечатал ее в дверь и прилепил к ней свой лист.

Сириус, паникуя, торопливо заблокировал дверную ручку школьным галстуком.

— Бежим! — скомандовал Джеймс.

Давясь хохотом, мальчики умчались по коридору к своему купе.

Прошло не больше трех секунд, прежде чем раздался тихий, почти неслышный хлопок, а вслед за ним — душераздирающий вопль. Дверная ручка задергалась, в дверь с той стороны что-то забилось и пергаментный лист затрясся, крепко держась за жвачку.

На нем значилось:

«Я выпил лекарство и прошу не беспокоить меня до конца поездки. Возможно, я буду стучать в дверь и молить о помощи, но вы не поддавайтесь. Поверьте, это очень мощное слабительное. Искренне Ваш, Люциус Малфой».

...1977 год...

Касаться ее.

Обнимать.

Целовать.

И шалеть от мысли, что Лили Эванс теперь не сама по себе, а принадлежит ему.

Мерлин, он же сейчас просто спятит, если не поцелует её ещё... и ещё...

— ... этому «П.А.У.К.у», как думаешь, Джеймс?

Джеймс встрепенулся и оторвался от её шеи, которую трогал губами и целовал вот уже добрых полчаса, пока Эванс самозабвенно рассказывала, как им удалось избежать переезда.

— Да, какому пауку? — он сделал вид, что слушает.

— Не «паук», а Программа Аннулирования Угрозы и Конфликта! — сердито поправила его Лили, запрокинув лежащую у него на плече голову. — Ты совсем меня не слушаешь.

— Я слушал до того момента, как к вам домой пришел Дамблдор, а потом... — он пожал плечами и пробежал пальцами по её ногам, лежащим поверх его колен, намекая на тот момент, когда Лили сняла туфли и забралась на сидение, потому что замерзла. Когда его ладонь забралась под юбку, Лили тут же одернула платье и покрепче запахнула на себе большую и теплую кофту, которую ей одолжил Джеймс.

— Поттер!

— Тут же никого нет!

Парни и в самом деле деликатно разбрелись кто куда, чтобы дать им возможность побыть вдвоем.

— Поцелуй меня, Эванс, — серьезно попросил он, чувствуя как снова к губам приливает тепло, которое надо было немедленно передать Лили. — Только по-настоящему, идет? Никакой халтуры.

И какое же это, черт возьми, счастье, когда после этих слов Лили Эванс не отталкивает его, не ругается и не обзывает идиотом, а улыбается так, что на щеках у неё появляются обворожительные ямочки, наклоняется к нему и снимает с него очки...