Шрифт:
— Блэк, ты дурак? Да я ни капельки на тебя не обиделась!
Сириус выпучил глаза.
— Я могла бы обидеться, если бы ты сказал это, потому что так думаешь, — она остановилась перед ним, сложив руки на груди, прямо как мама, которая объявляет сыну, что домашний арест закончен. — Но ты сказал это, потому что переживал за Джеймса. Я знаю, что ты не со зла, так что это не считается.
Сириус захлопнул рот.
— Теперь я чувствую себя еще большим дерьмом, — пробормотал он, и Лили улыбнулась.
— Ну, если ты хочешь искупить вину...
— Хочу! — мгновенно вскинулся Сириус.
Лили повелительно вытянула руку в сторону кухни.
— Тогда марш помогать моей маме!
— Да, мэм! — Сириус вытянулся в струнку и скатился с лестницы. Как только он исчез, улыбка на лице Лили погасла. Она постояла пару секунд, в задумчивости глядя на то место, где он только что стоял, потом глубоко вздохнула и отправилась звать девочек на ужин.
====== Начало войны ======
Лили сидела на кухне в одиночестве и крутила ручку на приемнике.
«... поступили сведения о том, что на севере Лондона сотрудниками мракоборческого отдела были схвачены...»
«... люди Того-Кого-Нельзя-Называть...»
«... час назад совершили облаву на Косой переулок...»
Все уже давно легли спать. Свет во всем доме был потушен, и спокойный полумрак наполнялся дыханием спящих в нем людей. Лили, промаявшись без сна неизвестно сколько времени, решила спуститься на кухню и выпить чего-нибудь горячего. В детстве это всегда помогало.
Приемник похрипывал. Сообщение Волан-де-Морта о начале войны против магглов повторилось уже как минимум пять раз.
Лили казалось, что вместе с ней сейчас не спал весь волшебный мир.
«... министр магии Миллисент Бэгнольд отказалась пойти на мирное урегулирование, и с этой минуты Британия находится в состоянии войны с волшебником, именовавшим себя Темным Лордом...»
Война.
Что это значит? Это ведь просто слово. Диктор бросил его в динамик так легко и просто, как будто это был прогноз погоды на завтра.
Лили много раз слышала о войне от мамы и папы.
В ту войну они были совсем маленькими, плохо помнили сами события и жили в эвакуации, рассказывали только о том, как среди ночи вдруг раздавался гул сирены, сотрясалась от бомбежки земля, и ревели в небе самолеты. О том, как мало еды было в эвакуации, и каждый день приходили списки с имени погибших...
В детстве Лили слушала эти леденящие кровь рассказы, переживала и думала: «Как же хорошо, что это уже позади и меня не коснется». Могла ли она представить, что через несколько лет будет сидеть среди ночи на кухне, окоченев от ужаса, в то время как в ее только что распустившемся молодом мире будет зарождаться новая война, может, еще более страшная, чем предыдущая?
Одна слеза капнула на стол, другая — прямо в чай. Лили зажмурилась.
Где-то скрипнула дверь. Раздались шаркающие шаги.
Лили не отреагировала, обнимая ладонями обжигающие бока чашки. Она не шелохнулась, даже когда дверь, ведущая в кухню, отворилась, и вошел сонный, лохматый, по пояс голый Джеймс Поттер и безо всяких прелюдий залез прямо в холодильник.
Погремев какое-то время бутылками и тарелками, он выпрямился и толкнул дверцу холодильника плечом. В одной руке у него была бутылка молока, в другой — сандвич с курицей.
Сонно шатаясь, Джеймс двинулся было обратно к двери и наконец заметил Лили.
— О... — он так и замер, как вор, пойманный с поличным, но Лили все так же на него не смотрела и баюкала в руках чашку. — Прости, я думал, все спят. Извини, что я так... ты не против?..
— Все нормально, бери, что хочешь, — равнодушно отозвалась Лили и протянула руку к кнопкам, когда сводка новостей снова потонула в хрипе.
Джеймс пару секунд посмотрел на нее, потом обогнул угловой «островок», отделяющий кухню от столовой, и подошел к столу.
— Что, тоже не спится? — небрежно спросил он, усаживаясь напротив. Улыбка его погасла, как только Лили бросила на него быстрый взгляд. Глаза у нее припухли от слез и были такими зелеными, что можно было обжечься.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, шмыгнув носом, и посмотрела на белую полосу у него на боку.
— Отлично, — рассеяно отозвался Джеймс, все пытаясь заглянуть в ее лицо. — Ты что, плакала, Эванс?
— Прости меня, Джеймс, — вдруг сказала она.
Вот так номер.
— За что? — растерялся он.
— Ты пострадал из-за меня. Если бы я не была такой глупой, если бы сделала так, как говорил Гидеон, и не полезла в этот лагерь, ничего бы этого не было. Я такая дура. Когда тебя ранили... — она подняла на него глаза. — Я думала, что сама умру.