– Ты меня любишь?
– еле слышно спросила она.

– Да, - ответил он.

– Ты меня любишь?
– спросил он.

– Да, - ответила она.

Минуту в лаборатории царила тишина.

– Неужели и у нас… так просто?
– спросила она.

– Нет, - ответил он.У нас не просто. Снова стало тихо.

– Знаешь, - сказал он, - в Институте физиологии был сотрудник, совсем ни черта не понимающий в учении Павлова. И он написал книгу "Евгений Онегин с точки зрения условных рефлексов". И там все очень…

– Не надо, Гришенька, милый, - попросила она.
– Ты меня любишь?

– Да, - ответил он, - Ты меня любишь?

– Да, - ответила она.

Оленька плечом задела пусковую кнопку и нечаянн включила аппарат.

– … ся, - пронзительным рыбьим голосом закричал репродуктор,заканчиваяпрерванную фонограмму - Я вырос и съел карася… Исъелкарася… Исъелкарася…

Оленька заплакала. Обнимая ее правой рукой, левой Люстиков снова поспешно выключил АДП.

Оленька продолжала плакать.

– Мы ее зажарим на спиртовке!
– предложил Люстиков.

– Я не люблю жестокости…

– Тогда… Тогда мы отнесем ее в магазин.

– Ее купят и зажарят.

– Выпустим в реку?!

– Чтобы она сожрала всех карасей?

– Как же быть?
– спросил он.

– Подожди…-Подумав, она тихо закончила: - Знаю… Идем!

Они вышли из лаборатории, миновали Пушкинскую площадь, магазин "Рыба", гостиницу "Националь". Электронаркоз еще действовал, и щука мирно спала в эмалированном ведре.

Горели три яруса огней: звезды, окна и фонари. На Кропоткинской площади прожектора освещали огромный бассейн. Поверхность воды сверкала, и представлялось, будто именно тут, среди шумного уличного движения, солнце отдыхает во внеурочные часы.

В гардеробе бассейна они взяли купальники и полотенца. Оленьке удалось заговорить дежурного, охраняющего вход, тем временем Люстиков проник внутрь бассейна.

Неожиданно щука очнулась и с такой яростью бросилась на эмалированные берега, что ведерко едва не выскользнуло из рук.

– Злыдня!
– пробормотал Люстиков, украдкой швыряя щуку в воду.

– … Ты меня любишь?
– спросил Люстиков, когда они снова очутились на Гоголевском бульваре.

– Да… - кивнула Оленька.
– А что станется со щукой? Чем она будет питаться?

– Не знаю, - рассеянно ответил Люстиков.
– Пусть жрет микробов!

– Вода хлорированная, Гришенька!..

– Тогда… Ну, раз ты так волнуешься… Мы ей будем приносить колбасы.

Оленька успокоилась. Дальше они шли молча, взявшись за руки и совсем не думая о щуке.

5

"Неужели все так просто?" - вот мысль, которая в то время не давала покоя ни мне как научному руководителю темы, ни неизменному нашему сотруднику О. В. Чебукиной.

Г. С. Люстиков. К истории вопроса'

Когда парадная дверь закрылась за Оленькой, Люстиков сел на ступеньки. Минут тридцать он думал только об Оленьке. Еще полчаса - об Оленьке и АДП; а затем АДП целиком овладело его воображением.

Он поднялся и быстро пошел, почти побежал. Сперва он не сознавал, куда так торопится, потом огляделся, узнал Староконюшенный переулок и обрадовался тому, что избрал единственно верное направление - квартиру Лешки Крушанина. "Великая вещь - инстинкт", - подумал он.

– Здравствуй, Ветеор!
– сказал Люстиков, входя в маленькую Лешкину комнату; общепринятое между друзьями сокращение "Ветеор" означало - "великий теоретик".

– Здорово, ползучий эмпирик!
– покровительственно отозвался Крушанин.

Он сидел за пустым письменным столом, обремененным только листом бумаги и, вертя в руке карандаш, пристально смотрел на стену, где, то и дело меняя направление, ползала муха.

– Наблюдаешь многообразие живой природы?!
– сказал Люстиков.

– Ага, - не улыбаясь кивнул Крушанин.
– Хорошо бы сосчитать…

– У меня задачка позабористее… - Люстиков сел рядом и описал то, что происходило во время опытов с щукой.
– Неужели все так просто устроено?
– закончил он.

Лицо Крушанина сохраняло выражение отстраненности, но рука его время от времени заносила на листок цифры и строки интегралов.