Почти накануне его отъезда в деревне водружена была палатка окружного судьи. Солдаты, полицейские, экономы, собаки, лошади, грумы и лакеи запрудили улицы деревни: Словно в сказке шакалы, бегающие за тигром, дети со страхом и любопытством толпились вокруг ставки сахиба.

По заведенному порядку, обязанности гостеприимства падали на наиба, и он безропотно принялся поставлять сахибу кур, яйца, масло и молоко, в размерах, бесспорно, превосходивших потребности гостя. Но когда к нему утром явился лакей сахиба и приказал выдать для собаки сахиба восемь фунтов масла, наиба словно что-то ударило в голову, и он ответил лакею, что «если даже сахибов пес без всякого вреда для своего здоровья может поглотить гораздо большее количество, масла, чем наши здешние собаки, то все жировые вещества. в таком количестве едва ли принесут ему пользу». Так он масла и не дал.

Лакей пошел к сахибу и заявил, что он спрашивал у наиба, где ему достать масла для собаки, и что наиб, как брамин, не желая говорить с человеком низкой касты, выгнал его при всех и даже не постеснялся непочтительно отозваться о самом сахибе.

Во-первых, для сахибов нестерпима браминская гордость; [118] во-вторых, наиб осмелился оскорбить его лакея: сахиб не мог не выйти из себя. Он тотчас же приказал слуге позвать наиба.

Наиб, весь дрожа от страха, бормоча имя Дурги, явился. Сахиб, стуча каблуками, вышел из палатки и грозно спросил его, выговаривая бенгальские слова, с иностранным произношением:

— Ты по какой такой причине прогнал моего лакея?

Хоркумар с умоляющим видом сложил ладони и сказал, что прогнать слугу сахиба он себе никогда не позволил бы, а что когда тот попросил у него восемь фунтов масла для собаки, он, во-первых, вежливо. посоветовал ему, ради блага уважаемого четвероногого, не давать ему столько, а затем все же разослал несколько человек в разные места искать масло.

Сахиб спросил:

— Кто послан и куда послан?

Хоркумар назвал несколько имен, которые пришли ему в голову., Сахиб послал спешных гонцов разузнать, действительно ли посланы такие-то люди в такие-то и такие-то места искать масло. Наибу же он велел ждать в палатке.

После полудня посланные вернулись и доложили сахибу, что за маслом никто никуда не был послан. У сахиба не оставалось сомнений в том, кто лгал и кто говорил правду. В гневе он позвал своего лакея и сказал:

— Возьми-ка этого парня за ухо и гоняй его вокруг моей палатки.

Тот без лишних слов выполнил в присутствии громадной толпы поручение своего господина.

О событии стало тотчас же известно по всей деревне. Хоркумар, придя домой, отказался от пищи и, словно умирающий, свалился на постель.

У наиба было не мало врагов среди арендаторов, — их злорадство было велико. Но когда об этом событии узнал Шошибхушон, совсем уже собравшийся было уезжать, кровь вскипела у него в жилах. Он не спал всю ночь.

На следующий день, рано утром, он направился к Хоркумару. Хоркумар взял его за руку и расплакался. Шошибхушон сказал:

— Подай в суд на сахиба за оскорбление, а я буду тебя защищать на суде.

Подать в суд на самого сахиба! Хоркумар был сначала испуган этой мыслью, но Шошибхушон оставался непреклонным. Хоркумар просил дать ему время на размышление. Но когда он увидел, что повсюду только и говорят об его унижении и что его враги не скрывают своей радости, он уже не мог выдержать и сказал Шошибхушону:

— Батюшка, я слышал, что ты вдруг почему-то решил уехать в Калькутту. Мы тебя не отпустим. Когда в деревне имеется такой человек, как ты, мы чувствуем себя гораздо увереннее. Но как бы то ни было, ты должен помочь мне смыть это невыносимое оскорбление.

Тот самый Шошибхушон, который все время прятался от людей за неприступной оградой одиночества, явился сегодня в суд. Судья, выслушав жалобу, позвал его в свой кабинет и дружественным тоном сказал:

— Шоши-бабу, не лучше ли было бы частным образом уладить все это дело?

Шоши-бабу, прищурив глаза и неподвижно, близоруким взором, смотря на переплет лежавшего на столе свода законов, ответил:

— Я не могу посоветовать этого моему клиенту. Он был публично оскорблен, — как же можно это дело уладить частным образом?

После краткого разговора сахиб понял, что этого близорукого, скупого на слова молодого человека ему не переубедить, и сказал:

— Олрайт, бабу! Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

Затем судья перенес день судебного разбирательства на более отдаленный срок и твердыми шагами вышел из комнаты.

Между тем окружной судья писал заминдару:

«Твой наиб оскорбил моих слуг и отнесся непочтительно ко мне; надеюсь, что ты примешь надлежащие меры».

Заминдар, встревожившись, тотчас же вызвал к себе Хор-кумара. Наиб рассказал ему все, что произошло. Заминдар разгневался и сказал:

— Когда лакей сахиба попросил у тебя масла для собаки, ты должен был, не говоря ни слова, дать ему то, что он просил. Ты что, разорился бы от этого?