Прежде чем я успеваю принять решение, они внезапно прекращают друг друга толкать, и их губы сталкиваются в глубоком страстном поцелуе.

Да, такое я тоже раньше видела.

Когда парень отстраняется, чтобы снять рубашку девушки, прямо там, на середине стоянки, я отвожу взгляд, а мои щеки нагреваются.

Окей, может Винтер права насчет меня. Может, я смущаюсь из–за сексуальных вещей. В смысле, посмотрите–ка, как я вела себя вчера вечером. Как я управляюсь там, где работаю – это выше моего понимания. И потом, я знаю, какой будет альтернатива, если не буду этого делать.

– Хотя, все нормально, – говорит Винтер со смешком. – Однажды, когда ты начнешь заниматься сексом, уверена, что ты легко это перерастешь.

– Ох, да как хочешь, – возражаю я. – Не веди себя так.

– Как?

– Словно у тебя был секс.

– Я подошла к этому ближе, чем ты.

– Ну и что? Это не делает тебя более взрослой, чем меня, – я отодвигаюсь, позволяя шторе упасть, затем останавливаюсь, когда фигура, стоящая перед заброшенным мотелем через дорогу, привлекает мое внимание.

Сначала я предполагаю, что это – случайный наркоман, ждет, чтобы купить наркотики, поскольку именно этим мотель печально известен, но человек одет во все черное, с толстовкой, надвинутой на голову и спортивные ботинки, которые выглядят слишком дорого для того, что может себе позволить наркоман. По крайней мере, те, что живут здесь. К тому же, позади него припаркован сверкающий Мерседес, похожий на машину, которую я видела прошлой ночью, и кажущийся абсолютно не к месту.

Неприятное ощущение появляется в моем животе, когда я замечаю внимательный взгляд этого человека, направленный на входную дверь в мою квартиру.

Дерьмо, мама, что ты натворила на этот раз? Продаешь наркотики? Занимаешься проституцией? Обманываешь какого–нибудь богатого парня?

Внезапно человек поворачивается к моему окну, и я инстинктивно приседаю. Может я переигрываю, но за годы, как мать попадала в затруднительное положение, выводя из себя не того человека. Я не могу сосчитать, сколько раз она предупреждала меня на некоторое время скрыться с глаз и не открывать дверь.

Мне хочется ей позвонить и выяснить, не имеет ли это ничего общего с ней, но после того, как она потеряла три телефона меньше чем за месяц, я не могу, да и не хочу, на самом деле, покупать ей еще один.

– Ох, Виллоу, – протягивает Винтер в динамик. – О чем ты думаешь?

Я подношу телефон к уху:

– Об экзаменах, – вру я.

– Правда? – веселье расцветает в ее интонации. – Потому что мне подумалось, что ты думала о сексе.

Я сажусь на пол и скрещиваю ноги.

– Зачем бы тебе об этом думать? Особенно после того, как ты подразумевала, что я стесняюсь всего, что касается секса, ну знаешь, потому что я девственница и все такое.

Она хихикает.

– Ну и что с того, что ты смущаешься? Это не значит, что ты никогда не думала заниматься сексом. Я знаю, что ты думала об этом.

– Может несколько раз, – замечаю я, отказываясь вдаваться в детали.

– И бьюсь об заклад, я могу угадать, о ком были те несколько раз, – ее вкрадчивый тон заставляет меня хмуриться.

– В частности, не о ком конкретно, – я откидываюсь к стене и скрещиваю ноги. Но, пожалуйста, все равно, объясни кто, как ты думаешь, делает меня такой разгоряченной и взволнованной, потому что я на девяносто девять процентов уверена, что это тот, на кого ты намекаешь.

– Ну, он высокий, со спутанными светлыми волосами, любит футбол и временами весь такой бунтарь, когда хочет им быть, по крайней мере, для своих родителей и учителей, и говорит мужику, чтобы тот отъеб*лся. Он предпочитает кайфовать от вечеринок, вместо того, чтобы нажираться, но он не тупица, просто любитель расслабиться. Он любит играть в героя, также он никогда этого не признает, по крайней мере, для определенной девушки, которую знает с начальной школы. Обо всех других он заботится меньше. Также он иногда может быть занозой в заднице, но ты никогда со мной не согласишься, – она делает длинную паузу. – Хмм…что еще я забываю? Ох, да, и его имя рифмуется со Шмеккет.

 – Это не смешно, – я вздрагиваю от неловкости, когда на меня накатывают образы прошлой ночи, а всю кожу покалывает. – Бек не заставляет меня думать о сексе.

– Да, точно. Ты – такая врунишка, – весело заявляет она. – Я это вижу в твоих глазах каждый раз, когда мы находимся рядом с ним, ну, по крайней мере, так было последний год или около того. Но ты никогда этого не признаешь, поэтому не знаю, зачем вообще заговорила об этом.

Я тереблю рукав своей рубашки.

– Бек просто мой друг, мой лучший друг. Без обид.

– Никто не обиделся. В любом случае, он намного, намного лучший друг, чем я.

– Что это должно означать?

– Это означает, что он сделает для тебя что угодно, что в точности он делает всякий раз, когда ты ему даешь шанс, – всплеск горечи прокрадывается в ее голос и заставляет меня подвергнуть сомнению основную причину, по которой мы завели этот разговор.

Нравится ли Винтер Бек, и ревнует ли она из–за наших отношений? Это не первый раз, когда эта мысль приходит мне в голову, и Ари однажды предположил, что он думает, будто Бек и Винтер все время препираются из–за сексуального напряжения. Если они сойдутся, это будет иметь смысл. Они оба выходят из богатых, уважаемых семей, и у них много общих интересов, они очень компанейские, и не проводят свои ночи, тряся своими задницами, чтобы заработать дополнительные наличные деньги.