Шрифт:
Но тут соблазнительница начала свои вкрадчивые речи, не отводя от ее лица своих колдовских глаз:
— Подумай, у твоих ног будет Египет, а если сможешь завладеть моим сердцем, то и Рим, и все земли, подвластные ему!
— Я…, но я… — несмело пыталась возражать ей юная царица.
— Ты никогда не была с женщиной, так? — Алти снова взяла ее руку и поднесла к губам. — Это ничего, все однажды бывает впервые.
Зрелая, опытная женщина властно накрыла своими губами нежные губы двадцатилетней девушки. Затем она стала освобождать Клеопатру от одежды и целовать ее лебединую шейку, красивые смуглые груди, спускаясь все ниже… По телу египтянки прошла сладкая дрожь.
— Ты дрожишь, — заметила Алти. — Ты боишься меня?
— Я никого не боюсь, — стараясь говорить ровно, ответила египтянка.
Кем является эта красивая и, вместе с тем, страшная женщина, находящаяся с ней рядом? Можно ли ей доверять? Эти вопросы не переставали мучить Клеопатру, но магия шаманки заставила ее отделить разум от чувств. Вдова Цезаря умела разделять и властвовать также, как он.
Вскоре Клеопатра расслабилась и полностью отдалась утонченным ласкам старшей подруги. Полуприкрыв темные глаза, девушка нежно постанывала от наслаждения, не заметив, как в руке ее любовницы появился кинжал… кинжал, оборвавший жизнь Цезаря. Шаманка принялась терзать лезвием тело молодой царицы, вырывая у нее теперь крики боли. Девушка попыталась выхватить у нее кинжал, но сильные пальцы левой, свободной руки убийцы сомкнулись у нее на шее.
…Когда все было кончено, Алти быстро надела на себя халат и приказала легионерам зайти. Она посмотрела на мертвое тело такой молодой, но теперь увядшей навсегда царицы. На ее выразительном лице отразилась масса эмоций, при виде которых легионерам стало не по себе.
— Она была убийцей моего мужа, — обратилась Алти к легионерам.- а теперь, проникнув в мой кабинет, собиралась заколоть кинжалом и меня. Унесите эту падаль и выкиньте ее нильским крокодилам!
— Будет исполнено, моя императрица, — сказал бравый центурион. Он окинул тело девушки взглядом сожаления и приказал легионерам унести ее.
Пожелав спокойной ночи, стража вышла.
Шаманка хохотала.
========== Глава четвертая Триумф ==========
В праздничном одеянии, величественная и пышная, похожая на богиню, Алти торжественно въезжала в Вечный город во главе своего воинства. На голове у императрицы был золотой лавровый венок. В одной руке она держала лавровую ветвь, в другой — скипетр из слоновой кости с изображением орла наверху. Бывшие цезарские легионы теперь принадлежали ей и были безоговорочно преданны вдове- мстительнице своего любимого полководца. За триумфальной колесницей в цепях шел несчастный Помпей, некогда являвшийся любимцем Фортуны, а теперь оставленный ею. Неблагодарные и жестокие римляне уже забыли о его славных победах и о том, как когда-то ждали, держа на руках детей, когда же начнется его триумфальное шествие, чтобы почтить его как героя. Увы, общественное мнение — это проститутка, которая сегодня отдается одному, а завтра — другому, лишь бы ей платили. Впрочем, в глазах всего Рима Гней теперь был предателем и убийцей. Никому и в голову не приходило заподозрить императрицу Алти в том, что именно от ее рук принял смерть Юлий Цезарь.
После этого позорного для него шествия Гнея бросили в особую тюрьму, находившуюся на склоне Капитолия. Как он уже знал, Алти не собиралась казнить его, но это не могло быть для него причиной радости. Помпей догадывался о том, что эта жестокая женщина приготовила для него что-то другое и внутренне собирался с духом, чтобы с достоинством вынести пытки. Он еще не знал, что в соседней камере находится бывшая писательница и поэтесса из Афин, являвшаяся подругой первой жены Цезаря, Зены, казненной им за государственную измену. Ходили слухи о том, что чувства покойной императрицы к этой девушке были чем-то большим, нежели просто дружбой.
Не смотря на собственное плачевное состояние, Габриэль не могла не проникнуться состраданием к ближнему. Девушка не помнила того, что в той, другой жизни она была королевой амазонок и защищала свое племя от сильного и коварного врага, которым и являлся этот человек. Сейчас она смотрела на него сквозь решетку, с жалостью отмечая то, как он измучен, а еще любуясь его золотыми волосами и голубыми, как сапфиры, глазами. Ей хотелось заговорить с ним, утешить его, но она не знала, с чего начать.
— Ты — Помпей Магнус, ведь так? — наконец, решилась спросить она, досадуя при этом на то, что вопрос прозвучал глупо. Габби боялась, как бы он не решил, что она издевается над ним, либо принял ее за дурочку.
— Нет, что ты, — невесело улыбнулся он, — перед тобой Помпей Nihil. Я заслужил именно такое прозвище, ибо теперь я ничто, ноль.
— Не говори так, — с болью в голосе произнесла Габриэль, — еще все переменится, нужно только не падать духом!
— Ты сама-то веришь в то, что сейчас говоришь? — со вздохом спросил он. — Ах, если бы я знал… Но, может, мне стоит быть даже благодарным за то, что не каждому человеку дано знать будущее. Разве радовался бы я, трижды избиравшийся консулом, трижды получивший триумф и прославившийся, если бы знал, что все это однажды так кончится?
— Но ведь твоя жизнь еще продолжается, ты еще молод и здоров и можешь придумать, как выбраться отсюда. У тебя ведь наверняка остались друзья в Риме, и ты мог бы прислать им весточку! — не сдавалась, искренне желая внушить ему надежду Габриэль, которой хотелось, чтобы этот человек снова поверил в свои силы.
Гней лишь покачал головой и проговорил:
— У побежденных нет друзей. У восходящего солнца больше поклонников, чем у заходящего. Все переметнулись к императрице. И знай, я не убивал Цезаря. Мы с ним были этакими друзьями-соперниками, и меня весьма опечалила его гибель.