— Что? Мало? — смеялся Петька. — Эх вы зюзики-карапузики! Нате еще! Знайте мою доброту… Опять не хватило? Ишь, какие прожорливые! Ну, погодите, я сейчас наловлю вам кузнечиков.

Он уже выскочил на лужайку и присел, чтобы прихлопнуть кузнечика ладонью, как вдруг совсем рядом раздались тяжелые и звонкие удары. Казалось, кто-то изо всей силы колотил ломом по рельсу.

Сразу же позабыв о рыбах, Петька огляделся. Тропка, по которой он шел, перебежав через кладку, извивалась по зеленой луговине, потом заворачивала вправо и карабкалась на невысокую горку. На вершине горки метрах в пятидесяти от деревенских: домов рос кряжистый тополь, а под ним, привалившись боком к стволу, чернел бревенчатый сруб. Ни окон, ни дверей строеньице как будто не имело, но звуки неслись именно оттуда.

Одним духом перемахнув через луговину и взобравшись на пригорок, Петька очутился возле сруба и осторожно глянул за угол. После бегства из лагеря на каждом шагу почему-то чудилась всякая ерунда.

Однако бревенчатый сруб оказался просто-напросто деревенской кузницей. В левой стене ее, не видной от кладки, была низенькая сильно закопченная дверь. За порогом бородатый старик плющил молотом какую-то поковку, ярко пылал горн, а на улице, почти у самой двери, стояли четыре деревянных столба с перекладинами, и между ними на канатах была подтянута пегая лошаденка. Три ее копыта едва доставали до земли, а четвертое, повернутое подковой кверху и охваченное веревочной петлей, висело в воздухе. Черноглазый худенький мальчишка, на вид таких же лет, как и Петька, старательно ощупывал копыто и широким, похожим ни сапожный, ножиком обрезал его.

Петька сел на корточки под стеной кузницы и стал с интересом следить за работой. Мальчишка же равнодушно глянул на гостя, шмыгнул носом и продолжал свое дело. Кроме копыта да конского хвоста, который по временам хлестал его по плечу, ничего другого на свете для него, кажется, не существовало. «Ну и пожалуйста, — обиделся Петька. — Я могу молчать тоже».

Так, наверно, и шло бы. Но тут возле кузницы показались новые гости. Это были толстый карапуз с волочившейся по земле помочью от штанов и рыжий кривой пес. Малыш, не говоря ни слова, забрался в лужу и принялся гонять в ней щепку. А пес, вильнув хвостом, вкусно зевнул, поцарапал передними лапами землю и, подойдя к лошади, обнюхал обрезки копыт.

— Ну, чего лезешь, Валетка? — недовольно спросил мальчишка. — Хочешь, чтобы тебя подковали, как мерина, да?

Петька подумал, как выглядел бы пес, подкованный на все четыре лапы, и прыснул.

— Чего смеешься? — покосился на него мальчишка. — Думаешь, как собака, так ее и подковать нельзя?

— Конечно. Она ж без копыт!

— И пускай. Верблюды тоже без копыт. Можно сказать, с одними ногтями. А спроси вон деда Савелия, как он в войну расправлялся с ними. За милую душу! Ковал сотнями. Да еще и благодарности от командиров получал.

— Ну да! Как же это?

— А так. Верблюжья подкова не из железа, а из песка делается. Да! Берут песок, смешивают со смолой, а потом намазывают горбатым подошвы. Когда мазь застынет, на ногах получается шершавина. Хоть по чистому льду танцуй — не склизко.

— И ты хочешь подковать так Валета?

Мальчишка на минутку задумался.

— Да нет. Теперь это ни к чему. Вот зимой другое дело. Тогда, может, и подкуем.

— А что зимой?

— Как что? Охота ж. Думаешь, наш Валетка дармоед? Как раз! Такого кобеля по всему району нету. По какому хочешь зверю работает — и по белке, и по медведю. А на барсуков другой раз и без отца охотничает. Вытащит из норы, задушит, и потом домой на порог волокет.

— Барсуки ему, наверно, и глаз покалечили?

— Глаз? Нет. Это зарубка ему от секача — дикого кабана, значит. Так долбанул проклятый, что Валетка чуть слепой не остался. Да ничего! Придет пора — он с секачами посчитается. А сделаем подковы — и вовсе. Не поскользнется уже…

Из кузницы выглянул старик.

— Ну как, Николка? Расчистил копыто?

— Расчистил, деда. Давай ковать.

Дед вышел с еще теплой подковой и примерил ее к копыту.

— Как тут была! Давай-ка молоток.

Но Коля спрятал молоток за спину.

— Не дам. Твои были три копыта. Это мое. Сам обещал.

Старик смущенно потер бороду.

— Обещать-то, конечно, обещал. Только тут, брат, какое дело? Конь-то этот для ученья больно неподходящий. Трудноватое копыто. Как бы не испортить.

— Не испорчу, деда, — упрашивал мальчишка. — Я же знаю, как надо. И ты будешь рядом.

— Ну ладно, — согласился наконец кузнец. — Однако держать подкову буду я. И бить по гвоздю с моего разрешения.

Коля засуетился, доставая из кармана заранее приготовленные подковные гвозди. Они были длинные, острые, но не круглые, а четырехгранные и походили на маленькие железные клинья.

— Вставляй в эту дырку, — показал пальцем старик. — Теперь наклоняй на меня. Бей…

Один за другим они загнали шесть или семь гвоздей. Потом обкусали концы их клещами, зачистили рашпилем и вывели лошадь из станка.

— Молодец, внучек! — похвалил помощника дед. — Скоро произведем тебя в ковочные мастера. Старайся!