Да! Никакого выхода, кажется, не было. Если вожатая не сочла нужным дать взбучку немедленно, значит, она придумала какую-то каверзу и приберегает ее, чтобы нанести удар покрепче. Сразу припомнилось предупреждение: «Будешь объясняться с другими»… Уж не тут ли зарыта собака? С кем это можно говорить с другим? Неужели повезут в район? А что, если возьмут и вызовут в лагерь отца?

Измученный неизвестностью и догадками, Петька даже не смотрел на экран. Ждал только окончания сеанса. Но ничего нового не случилось и после кино. Вера не обращала на драчуна никакого внимания ни во время полдника, ни позже. Лишь перед самым ужином вышла на крылечко и распорядилась:

— Ребята, мойте руки и отправляйтесь в столовую с Сережей. А ты, Луковкин, подожди. Пойдешь со мной.

«Начинается, — с тоской и в то же время с каким-то облегчением подумал Петька. — Хоть бы уже скорее…»

Вера зачем-то вернулась в школу, поговорила с дежурной девчонкой и лишь после этого направилась… к дому Митьки.

Сердце Петьки, едва он понял, куда ведет дорожка, упало. Совсем не страшно получить головомойку от вожатой. Не такое важное дело вытерпеть насмешки ребят и девчонок. Но перенести унижение на глазах у врага и к его удовольствию — это уж слишком! «А что, если не ходить?» Но тут же трусливую мыслишку сменила другая: «Нет уж! Умел заварить кашу — умей и расхлебывать…»

На чисто выскобленном крылечке Митькиного дома сидел человек. Не очень крупная фигура, слегка подернутые худые плечи и выгоревшая на солнце кепочка его показались знакомыми. Подойдя ближе и присмотревшись, Петьки к немалому удивленно узнал в дядьке Якова Марковича. С утра и до позднего вечера он как заведенный то хлопотал по хозяйству, то мчался на машине в район или в Мартьяновку, то распоряжался в бондарке. А следом за ним, будто на привязи, тянулись со всякими вопросами и наказами совхозные рабочие.

— Яков Маркович, подпиши наряд.

— Яков Маркович, откуда брать доски?

— Когда будешь у директора, не забудь про дымари да сетку!

Петька не раз видел все это, но то, что Яков Маркович может быть управляющим да еще Митькиным отцом, в голову не приходило.

Сейчас Яков Маркович, поставив на тапки босые ноги (они, наверно, здорово ныли от дневной беготни), неторопливо вертел в руках спичечный коробок и разговаривал с младшим сынишкой. Заметив, что в калитку вошли Вера и Петька, он оставил свое занятие и повернулся к двери в дом.

— Митька! Слышь? Ну-ка, топай на расправу.

Мальчишка вышел из комнаты и, набычившись, задержался у порога.

— Ну нет, приятель. Ты в спину-то мне не сопи. Иди вперед.

Драчуны стали локоть к локтю и, стараясь не глядеть друг на друга, уставились и землю. Яков Маркович прощупал их строгим взглядом, неласково усмехнулся.

— Та-а-ак… Один с латаным рылом, другой — как зебра полосатая. Хороши… А теперь докладывайте.

Митька, захлебываясь, начал было жаловаться. Но отец, подняв ладонь, перебил его.

— Стоп, машина! Тебя уже слыхали. Посмотрим, что скажут другие.

Хочешь не хочешь, пришлось исповедоваться Петьке. То и дело переводя дыхание и сбиваясь, он начал рассказывать, как ловили рыбу, как Митька командовал, как купались и таскали раков. Яков Маркович, облокотившись на колени и сцепив пальцы рук, внимательно слушал, изредка покачивал головой.

Незаметно и как-то потихоньку вокруг собрались любопытные. К сбитым из жердей воротам и калитке отовсюду набежали деревенские ребятишки. Чумазые и вихрастые, в пестрой летней одежде, а то и просто голопузые и босоногие, они лезли друг другу на плечи, толкались и обязательно хотели занять место поудобнее. Из дому вышла старшая дочь Якова Марковича, десятиклассница Варя. Мимо Петьки от летней кухни в сени и обратно то и дело шныгала с мешочками и банками — она готовила ужин — вторая сестра Митьки Любка. Весь этот народ сначала просто прислушивался к тому, что говорится на крыльце, да шушукался, а позже начал вмешиваться и в разговор.

Пробегая в сени, Любка зло бросила:

— Да чего с ним разбираться! Он же, рыбий глаз, ничего делать не хочет. Сказала нарвать травы теленку, так смылся, с собаками не сыщешь. Уток оставил голодными нынче тоже. — Девчонка ткнула пальцем в стриженую Митькину голову и добавила: — У-у, поросятина белесая!

— И правда, папа, — поддержала сестру тоненькая улыбчивая Варя. — Митька совсем от рук отбился. Вчера вон надо было картошку полоть. Зовем его, а он и слушать не хочет. Пошел только после того, как получил по горбу от Любы. А работать не стал и тут. Выдернул две осотины, покрутился, до скорей за лук со стрелами. Вы, говорит, полите, а и нас от змей охранять буду. А сколько там змей, ты сам знаешь. Нашел несчастную лягушку, пригвоздил к земле и давай глаза выкалывать…

Яков Маркович помрачнел еще больше.

— Что скажешь? — посмотрел он на Митьку.

— Да чего они брешут, — испуганно заныл тот. — Самим делать лень, так на меня валят. То им воды принеси, то уток накорми, то еще чего…

— Понятно. Сестры — лентяйки, работой беднягу заездили. А отцу за тебя заступиться некогда. — Достав из кармана кисет и книжечку бумаги, Яков Маркович начал свертывать цигарку. — Давай, Петро, дальше.

Чувствуя, что настроение Митькиного отца портится, Петька заторопился, стал заикаться еще больше. Когда дошел до того, как Митька гнал в воду замерзшего Колю, а потом бросился в драку, от ворот крикнули: