Въ одну минуту я сдлалъ расчетъ; два дня ожиданія — три кроны, паркъ восемь, это составляетъ одиннадцать, кассиру крону, — итого двнадцать. Двадцать четыре слушателя по пятидесяти ёръ покрываютъ издержки, остальные сто, двсти человкъ, которые явятся — чистая прибыль. Я согласился. Павильонъ былъ сданъ.

Я разыскалъ отель и вошелъ. Двушка спросила:

— Угодно господину комнату въ первомъ или во второмъ этаж?

Я отвтилъ спокойно и непринужденно:

— Мн угодно дешевую комнату, самую дешевую, какая у васъ есть.

Двушка осмотрла меня. Что я спрашиваю въ шутку про дешевую комнату? Разв я не тотъ: господинъ, который справлялся у комиссіонера, подаютъ ли вина къ столу? Или я такъ скроменъ потому, что не желаю поставить гостиницу въ затруднительное положеніе? Она отворила дверь. Я отшатнулся.

— Да, эта комната свободна, — сказала она. — Она вамъ и назначена. Вашъ багажъ ужъ тутъ. Пожалуйте.

Отступать было поздно. Я вошелъ. Это былъ самый лучшій салонъ гостиницы.

— Гд же кровать?

— Тамъ, софа. Мы не можемъ сюда поставить хорошей кровати. А софа на ночь раздвигается и получается кровать.

Двушка скрылась.

Я пришелъ въ дурное настроеніе духа. И тамъ, въ этомъ элегантномъ помщеніи — мой убогій саквояжъ! И мои башмаки выглядли ужасно посл длиннаго странствованія по деревенскимъ улицамъ.

Я бсился.

Двушка просовываетъ голову въ дверь и спрашиваетъ:

— Прикажете что-нибудь, господинъ?

Боже, нельзя на свобод даже позлиться. Сейчасъ же вламывается цлая толпа!

— Нтъ, — отвтилъ я угрюмо. — Да, принесите мн два бутерброта.

Она на меня смотритъ.

— Горячаго ничего?

— Нтъ.

Тутъ она вывела, должно-быть заключеніе — желудокъ — весна — вроятно, съ нимъ это бываетъ.

Съ бутербротами принесла она и карточку винъ. Весь вечеръ не давало мн покою это прекрасновыдрессированное существо.

— Угодно, чтобъ постель была нагрта? Внутри есть грлка, въ случа…

Утромъ я нервно вскочилъ и началъ одваться. Мн было холодно; конечно, проклятая софа была слишкомъ коротка и я плохо спалъ. Я позвонилъ. Никого. Вроятно, было слишкомъ рано, съ улицы не было слышно ни звука; придя немного въ себя, я замтилъ, что не совсмъ еще и разсвло.

Я началъ осматривать комнату, — никогда не видалъ я такой роскоши. Мрачное предчувствіе охватило меня, я снова позвонилъ. Нога моя тонула въ мягкомъ ковр. Я ждалъ. Теперь я долженъ былъ истратить послдніе гроши, можетъ бытъ, ихъ даже не хватитъ. Я поспшно принялся разсчитывать, сколько жъ у меня, наконецъ, денегъ; вдругъ слышу шаги; замираю. Но никого нтъ. Воображеніе. Начинаю снова считать. Въ какой ужасной неизвстности я находился! Гд же та двушка, что пристаетъ ко мн со своими услугами? Спитъ она, лнтяйка, вдь почти ужъ день.

Наконецъ, она пришла, полуодтая, только шаль на плечахъ.

— Господинъ звонилъ?

— Мн нуженъ счетъ, — сказалъ я отрывисто.

— Счетъ? Это затруднительно, мадамъ еще спитъ; вдь только половина третьяго. Двушка растерянно смотрла на меня. Что за манера такъ цпентъ! Что ей за дло, что я такъ рано уду изъ гостиницы?

— Это совершенно безразлично, — сказалъ я. — Мн нуженъ счетъ сейчасъ же.

Двушка ушла.

Цлую вчность она не возвращалась. Что особенно усиливало мое безпокойство, — это боязнь, что за комнату возьмутъ по часамъ, и что сейчасъ я стою и, дожидаясь, безсмысленно, позорно трачу деньги. Я не имлъ никакого представленія о порядкахъ въ хорошихъ отеляхъ, и считалъ этотъ способъ расплаты самымъ разумнымъ. Кром того, у умывальника висло объявленіе: если узжаютъ изъ комнаты посл шести часовъ вечера, то платится за весь слдующій день. Все это ужасало меня и смущало мою литераторскую голову.

Наконецъ, двушка постучала въ дверь и вошла. Никогда, — нтъ, никогда въ жизни не забуду я этой насмшки судьбы! Дв кроны семьдесятъ ёръ — за все! — пустякъ, — столько я могъ дать двушк на шпильки! Я бросилъ на столъ нсколько кронъ, потомъ еще одну.

— Сдачу вамъ?

— Пожалуйста, дитя мое!

Нужно было показать, что я умю держать себя. Правда, и двушка заслуживала уваженія. Душевный человкъ, рдкая двушка, заброшенная въ Драмменъ, въ отель, на произволъ прозжающихъ. Такихъ женщинъ больше не родится, раса эта вымерла. Какъ она хлопотала весь день, — до послдняго момента, зная, что иметъ дло съ богатымъ.

— Служитель снесетъ вашъ багажъ!

— Боже избави!.. Боже избави! — отвчалъ я. Я не желалъ утруждать ее нисколько. — Такіе пустяки — саквояжъ… Да еще такой жалкій саквояжъ. Вы знаете, этотъ саквояжъ здитъ со мной во всхъ литературныхъ поздкахъ; не хочу заводить другого, конечно, причуда съ моей стороны.

Но отказъ не помогъ. Служитель ждалъ уже внизу. Онъ испытующе посматривалъ на мой саквояжъ, когда я проходилъ мимо. Ахъ, какъ можетъ такой человкъ смотрть на саквояжъ, какъ онъ можетъ сгорать отъ желанія ухватитъ его!