— Нет, — сказала Марна, — я знаю только «love you», «sweetheart» и «eks mi nasj».

Теперь уже была его очередь опустить с улыбкой глаза. Да, ей не откажешь в естественности, и как же она красиво это сказала.

Ну а он не говорит по-норвежски, ей не кажется, что это ведет к чертовой матери?

Нет, на ее взгляд, он говорит неплохо.

Бойкий, занятный малый, он не переводил со своего языка, а использовал запас слов, усвоенных им со слуха, и, не застревая, продирался сквозь языковые дебри. Он также говорил по-испански — после Южной Америки, и немного по-арабски. А вот с французским — «хорошенькая дрянь»! Нет, ничего-то он не умеет, не то что Гордон, тот успевал по всем предметам, прямо до неприличия, все учился и учился.

— Зато ты — лорд, — сказала Марна.

Лорд? Это он-то? Держи карман шире! Лорд? Да нет же, фабрикант, они производят изделия из стали, то есть это отец его фабрикант, а сам он обыкновенный, заурядный человек.

— Ты хорошо гребешь, — сказала она.

— Гребу? Нет, разве это весла!

Но вот когда она приедет в Англию, то увидит, какой он гребец!

Консул приглашает гостей подкрепиться бутербродами с пивом. Марна с лордом поднимаются и идут к остальным. Лорд не умолкает.

Перед тем как возвращаться домой, фру Хольм пересчитала всех заново, а как же, ведь однажды случилось так, что они оставили на острове обрученную парочку и хватились их только в городе, пришлось плыть за ними обратно. А теперь вот недосчитались почтмейстерши Хаген.

Подождав немного, они принялись ее звать. Ну что за странная манера, взять вот так и исчезнуть! Несколько человек отправились на поиски; окликая ее во весь голос, они разбрелись по острову, а возвратясь, спросили: «Она так и не появилась?» Почтмейстер взбегает на самую высокую вершину и громко кричит.

Что это может значить? Кто-нибудь видел, что она ушла? Куда же она ушла? Как нехорошо с ее стороны! Кто-то говорит в ее оправдание: фру Хаген страшно близорука, что, если она застряла в расселине? Да, но здесь нет никаких расселин, на всем острове — ни одной расселины. И даже если она и застряла, то уж могла бы отозваться на зов!

Почтмейстер сбегает вниз, спрашивает, не пришла ли она, и, не дожидаясь ответа, бросается к берегу, его подгоняет страх.

— Подручный, что будем делать? — спрашивает консул.

— Вот что, — отвечает Август. — Мы за ней сплаваем, — отвечает он успокаивающе, словно она просто-напросто где-то себе сидит.

Он берет с собой Беньямина, они садятся в лодку аптекаря и гребут вдоль берега. Время от времени они окликают пропавшую и, суша весла, прислушиваются, не откликнется ли она. Глубина у берега всюду большая, дно уходит отвесно. Легкая зыбь, огромные валуны, морская трава, медузы. Остров был не так уж и мал, чтобы обогнуть его, заняло около часу. Стало смеркаться.

Баркас поплыл в обратную сторону.

На острове осталось четверо человек, они искали по двое, по очереди, в аптекаревой лодке, и продолжали поиски, пока была видимость, а потом пришлось дожидаться рассвета. Там был доктор, на тот случай, если понадобится откачивать. Август остался как моряк и подручный, лорд — просто потому, что он дельный парень, который умеет грести, а кроме того, он потребовал, чтобы его оставили. Четвертым был почтмейстер, несчастный муж. Он еще раз взобрался на вершину острова и постоял там некоторое время, хотя в такой темноте разглядеть ничего нельзя было.

Может быть, им придется обшаривать дно. В лодке у аптекаря лежала кошка, а еще у них был небольшой багор. Но если потребуются приспособления посолиднее, нужно будет ехать на материк.

Им хватило кошки. Нашли ее Август с почтмейстером. Когда они гребли вдоль северной оконечности острова, Август вдруг почувствовал, что ухватил что-то, и это что-то поддалось, и он смог его подтащить. Оказалось, кошка крепко зацепилась одной лапой за пояс ее пальто.

Почтмейстер сказал:

— Она была до того близорука, она оступилась и упала.

После двенадцати часов в воде ни о каком откачивании не могло быть и речи.

Пятница.

Жизнь продолжается.

Нанятые аптекарем плотники стучат молотками и забивают гвозди, обтесывают и строгают бревна, как будто в городе никто и не умирал. Стеффен наконец-то набрал людей и приступил к молотьбе, его молотилка тарахтит на всю Сегельфосскую усадьбу. Боллеман с товарищами добуривают последние отверстия, к вечеру они закончат, а завтра утром зальют основание. У всех, у кого есть флаги, они наполовину приспущены, но жизнь продолжается, да, и даже почтмейстер в положенное время явился в свою контору, приготовившись, видно, размыкивать зимой свое горе. А что ему еще остается! Зато лорд отставил с утра всякую стрельбу, отчасти потому, что всю ночь прободрствовал, отчасти желая проявить некоторое уважение к несчастью, которое постигло город.