Я хочу покинуть эти стены, наконец ощутить свободу, которая находится в паре шагов от меня, но, словно солнечный зайчик, недосягаема. Сколько не пытайся ловить его, это бесполезно. Отражение солнца никогда не станет твоим. И пусть даже внутри меня крохотная часть надежды будет постоянно бороться за свою свободу, она по-прежнему останется в заточении. Что-то держит меня здесь, не отпуская, преследуя, предугадывая каждый мой шаг и отражаясь неприятным, скользким, как змея, чувством в груди.

Сжимаю губы в тонкую линию, опуская голову вниз, беспомощно ударяя пальцами по толстому стеклу. Ты знаешь ответ, Вивиан, но не хочешь его признавать. Не желаешь мириться с этим, продолжая бороться сама с собой, с Мичи, желая доказать обратное. Но это бесполезно.

Ты ведь…

Краем уха слышу вибрацию, мгновенно возвратившую меня в реальность и вырвавшую из мыслей. И, как ни странно, я рада этому спасшему от самой себя звонку.

– Мичи? – я прикладываю телефон к уху, мельком взглянув на время и только сейчас осознав, что последние полчаса сижу в полной темноте.

– Все в порядке? – парень спрашивает спокойно, но я чувствую напряжение в его голосе и теряюсь от вопроса.

– Да, я, - сглатываю, - все хорошо. Пожар не устроила, - добавляю с легкой улыбкой.

Но его голос не меняется, словно Мичи был сосредоточен на чем-то другом, а разговор со мной был попыткой отвлечься.

– Таблетки?

– Приняла.

– Хорошо, - его голос стал тише, - я появлюсь в сети через два дня, приеду к этому времени. Если что-то случится, то…

– Звонить Майклу. Я поняла, Мичи, - договариваю за него, ощущая легкое волнение внутри.

– Я должен идти, - произносит парень, собираясь повесить трубку, - спокойной ночи, Вив.

Я не знаю, что это за чутье, но я по-прежнему ощущаю тревогу.

– Береги себя, - добавляю тихо, не думая, что Мичи услышал меня, и спустя секунду парень отключается.

Я смотрю на тухнущий экран, чувствуя, как волнение и беспокойство постепенно заполняют грудь, оттесняя другие эмоции.

Ты ведь… Не так ли, Вивиан Грей?

***

Следующий день тянется не быстрее, чем предыдущий. Готовка, уборка, стирка, чтение, рисование, - все приелось, и давление внутри этих стен заставляло меня еще больше желать того самого глотка живого воздуха.

Мичи больше не звонил и не писал сообщений, а я и не пыталась пробовать с ним связаться, лишь изредка поглядывая на количество времени, прошедшее с последнего разговора и продолжая ощущать это гнетущее чувство.

Я более-менее запомнила планировку дома, но не могла получить доступ к некоторым помещениям: кабинету, предположительно, подвалу и выходу на чердак.

Точнее, ни один выход из дома мне доступен не был.

Как ни странно, я нашла некоторые книги, которые могли бы пригодиться при подготовке к итоговым экзаменам. Глупо, но я надеялась и верила, что я смогу выйти отсюда, причем не ногами вперед и не по частям. И, чтобы попусту не тратить время, я занялась подготовкой, повторяя все с азов и постепенно заглушая чувства сосредоточенностью. Почти засыпая с книгой в руках, я возвращалась в спальню Мичи перед сном, из-за усталости мгновенно проваливаясь в сон.

Это помогало пережить два дня. Три. Четыре.

На пятые сутки тревога в груди не заглушалась даже учебниками, телевизором, пульт от которого я чудом нашла, музыкой или рисованием. Все песни в плеере, даже тихие и плавные, казалось, были наполнены ненужными звуками, слишком громкими и неровными. Беспокойство изъедало изнутри, заставляя все чаще поглядывать в сторону телефона в ожидании звонка, сообщения.

Но ничего не менялось.

Сорвавшись однажды, я позвонила Мичи, но абонент был недоступен. После этого попытки связаться с парнем прекратились, а звонить Майклу я не решалась.

Потому что верила в него и не мирилась со страшными образами, возникающими в голове?

День стал похож на нервотрепное ожидание чуда, которое отходило на задний план лишь тогда, когда я могла взять себя в руки, заставляя снова сесть за уроки или еще какое-нибудь задание, придуманное самой же.

Вновь зажмуриваю глаза, чувствуя, что буквы перед глазами начинают плыть и сливаться в бессвязный текст. Слабо усмехаюсь, почувствовав легкую иронию замены ясности мировосприятия на четкость мыслей.

Встав, ухожу на кухню в поиске перекуса и, сев на стул, ем яблоко, замечая, что глаза по-прежнему изредка теряют фокус, делая картинку смазанной.

«Переутомление», - голос доктора Флинна в моей голове слегка строг, но я лишь качаю головой, так же спокойно и мысленно посылая его к черту.

Звук, внешний, совершенно незнакомый, не похожий ни на что, мгновенно доносится до ушей, и я замираю, вслушиваясь. Привыкши к тишине в этом доме, я чувствовала инородность этого шума, не признавая его. Дверь.