Увидев, что все сели и молчат, священник начал свое дело. Я закрыл глаза, и старался не вслушиваться в его слова, не вслушиваться в свои мысли, не вслушиваться в голоса за спиной, которые осуждали меня. Я старался всего этого не замечать и не хотел открывать глаза, чтобы снова увидеть ее такой. Ведь это я довел ее до такого, если бы я просто был рядом и оберегал ее, этого всего не случилось бы. Я открыл глаза на словах :

– Теперь близкие могут подойти и кинуть в яму цветок.

Нет. Я не хотел, ведь это бы означало, что я принял ее смерть, но это было не так. Эллиот взял меня за плечо и сказал, что я смогу. Возможно это так и выглядело со стороны, но на самом деле я не могу, я не сильный, в моей жизни пропало все самое дорогое кроме него. Не смотря на свои мысли, я убедил себя что сделаю это и не сломаюсь на глазах у всех этих людей, которые действительно любили Ану и их душа искренне болела за нее. Когда я подошел поближе к яме и гробом мне ужасно хотелось завыть. Меня бесило все, погода, люди, но больше всего я бесил себя сам. Взяв себя в руки я посмотрел на нее, и она была более хрупкой чем когда либо. Не сдержавшись я наклонился и поцеловал ее со словами:

– Люблю. Навсегда.

Кинул гвоздику в яму и сел на свое место. Я не сказал ей о том, чтобы она проснулась, ведь я уже достаточно понял, что это все грубая реальность, жизнь каковой она является. Да, я не принял ее смерть, но жизнь доказывает мне обратное. К ее могиле выстроилась очередь людей с заплаканными лицами. За это время я успеваю заметить что возле ее могилы – моя.

Черт, похоронили заживо. Но там лежал чей-то близкий человек, под другим именем. Мне нужно было разобраться с этим, это все очень неправильно. Когда все закончили эту церемонию и уселись, ее гроб закрыли, положили в яму и начали закапывать.

Было такое чувство, будто у меня открытое кровотечение, и на это место щедро посыпают солью, или льют спирт. Или и то и другое одновременно. Только сейчас я заметил, что все семейство Грей похоронено рядом. Насколько я бы не хотел чтобы все эти люди увидели мой надрыв, но это случилось. Я уже не мог сидеть и спокойно на это смотреть. Какая-то женщина спросила «Все ли в порядке?», но вместо ответа я взглядом дал ей понять, что она сморозила ерунду.

У меня, блять, тут вся семья похоронена, а ты спрашиваешь «все ли в порядке?» . Когда все это закончилось, создалась тишина, которую прерывали только звуки плача у женщин. Люди начали собираться чтобы ехать на поминальный обед, об этом мне напомнила Кейт:

– Кристиан, нужно ехать, и я действительно хочу тебе объясниться.

– Я не хочу пока никуда ехать, мне нужно на время остаться здесь одному, – она понимающе кивнула. – И тебе незачем объясняться.

– Нет, я хочу тебе все рассказать. Нам нужно будет встретится.

– Хорошо, приезжай завтра в Эскалу. Думаю, я буду готов поговорить.

Она согласилась и ушла. Но, НЕТ, я не был готов видеть ее завтра и уж тем более говорить. Она напоминает мне о ней, она напоминает о нашей первой встречи на которую заболела, и вместо нее пришла Ана. И я точно уверен, что не готов с ней завтра говорить. Но если Каване и нужно было высказаться, то лучше это было сделать побыстрее.

Когда все уехали, я оглянулся на все эти свежие могилы моих близких, и дал волю эмоциям. Они были настолько сильные, что я не издавал ни звуку. Обычно, когда люди плачут, это слышно за километр, но я не плакал, я рыдал. Это было беззвучное рыдание, последняя степень. Я не мог быть черствым как камень, когда передо мной было надгробие почти всех кого я любил. Я потерял их всех в один день, ведь узнал об этом только позавчера. Не поверив в это я не принимал соболезнования, и не хотел ни с кем разговаривать.

Только, когда я зашел в наш дом, и почувствовал, что здесь больше нет тепла моей жены и смеха наших детей, реальность понемногу просачивалась в мой мозг. А дома родителей и вовсе не было, на его месте один пепел, тогда реальность и вовсе захватила меня с головой, так, что я забыл как дышать.

Напротив могил была установлена скамейка, на которую я сел. Я поставил свои локти на колени, и уронил голову на руки . Вот чего я боялся всю свою жизнь, своей беспомощности. Я все время пытался их оберегать, чтобы ничего не угрожало их жизни, и в один момент их не стало, и меня не было рядом. Вот почему я люблю все держать под контролем, чтобы всего этого ада не происходило.

Я не могу себе простить, что когда Ана оплакивала наших родителей и ребенка, я строил свою жизнь с улыбкой на глазах. Когда Ана в одиночку хоронила нашего сына, я думал о том, какими будут наши отношения с Ханной. Черт, у нее был Райан, и я этому даже немного рад, он не дал ей сломаться еще на начале.

Я вспомнил тот день, когда она с ним приехала и назвала меня по имени. Блять, если бы я вспомнил все тогда, этого частичного дерьма бы не было. Тедди был бы жив, и я бы спас Ану. Но простила ли бы она. Ведь я испортил нашу любовь. Но ведь когда она меня тогда узнала, ее глаза были полны любви и счастья. Черт, она любила меня до конца, а я сделал вокруг нее разруху . Ее любовь в меня была безгранична.

Это я должен был понять, еще когда она спасла мою сестру, поставив под угрозу свою жизнь и жизнь ребенка. Или когда я повел себя как моральный урод узнав о ее беременности, а она меня простила. Еще я не мог смотреть на могилы мамы с папой. Они дали мне новую жизнь, они показали как можно любить, они показали мне новый мир, они сделали все, чтобы я не вспоминал прежнюю жизнь, а я банально не смог защитить их от проделки идиотов. Да и эти идиоты появились в их жизни из-за меня. В смерти каждого человека, который лежал в эих могилах, был виноват я. Не знаю как буду жить с осознанием этого, но знаю точно, что должен жить, или скорее существовать, дальше. У меня есть брат, его жена и моя племянница. Я знаю что никогда не смогу полюбить, и подпустить к себе кого-то близко; знаю, что всегда буду помнить о них, знаю, что каждую ночь мне будут сниться кошмары еще хуже прежних.