– Кто тебе такое сказал?

– Дядя Эл, - произносит она и добавляет шепотом. – Только он просил меня не говорить это тебе. А то ты будешь ругаться.

Что б тебя, дядя Эл. Господи, как долго мне еще нужно будет мириться с этими придурком?

– Фиби, - обращаюсь я к дочери, - не слушай дядю Эла. Он говорит ерунду. Ты должна скушать кашу.

– Не хочу.

Нет, ну точно копия мамы.

– Малыш, ты ж не хочешь обидеть нашу маму? – спрашиваю я свою кроху, показывая пальцем на Ану.

Фиби кивает головой и улыбается мне.

– Вот поэтому ты должна покушать.

И… Это сразу же срабатывает. Фиби за обе щеки уминает кашу, а я тем временем жду разборок еще и с Эллиотом. Ну, вот что за придурок.

Когда Фиби сьедает всю кашу, я беру ее на руки и иду к раковине, чтобы умыть. Нужно еще кое-что узнать.

– Ана, дети будут мультфильмы смотреть или что-то другое?

– Нет, - отвечает она, забирая тарелку Тедди со стола, а самого целует в голову. – Они идут с Тейлором и Гейл гулять в парк. Мне нужно кое-что разгрести

по работе.

– Ну-ну, ну-ну, - тихо говорю я.

Пускай думает так и дальше.

Я услышал, как в дом вошли Гейл и Тейлор, которые сразу же зашли к нам на кухню. Тейлор сразу же кивнул мне, давая понять, что с машиной он все решил.

– Здравствуйте, Ана, Кристиан.

Гейл тут же направилась ко мне, забирая Фиби, а затем забирая и Тедди, уводя их из кухни, чтобы собираться на прогулку, Ана поспешила за ними.

– Кристиан, я все сделал. Новая машина уже есть и если быть точнее, то именно на ней мы сейчас и уедем гулять с детьми.

– Спасибо, Тейлор.

Снова вспоминаю Дневник Аны и очень рад тому, что у нас есть Тейлор и Гейл, которые с радостью и всегда готовы помочь нам.

Через пять минут мы провожали наших детей с Гейл и Тейлором из дома. Мы стояли и смотрели, как они отьезжают. Ну что ж, а теперь настало мое время.

Я наклонился ближе к Ане и прошептал:

– Через 15 минут я жду тебя в нашей Красной Комнате.

Я ощутил на себя, как по ее тело побежали мурашки, а ее дыхание стало тяжелым.

Я первым вернулся в дом и сразу же направился в Красную Комнату, где достал из шкафчика свои специальные джинсы и ушел в нашу спальню переодеться.

Единственное, о чем я хотел не забывать – это моя жена, не саба, я люблю ее и не должен причинять ей настоящую боль. Лишь боль, которая приносит наслаждение.

Вернувшись обратно в Красную Комнату, увидел Ану, полностью голую, которая сидела у входа.

– Послушная девочка, - ухмыльнулся я.

Я заметил, что ее тело напряженно и понимал, что причина тому являюсь я сам. Она не знает, чего ожидать от меня и боится. Но за годы нашей совместной жизни я научился пользоваться только той властью Доминанта, которую позволяет мне сама Анастейша.

Я подошел к комоду и достал оттуда красную веревку, плетку, стек, флоггер, повязку на глаза и все это осторожно положил около кровати и вернулся обратно к Ане.

– Можешь поднять голову и посмотреть мне в глаза.

Анастейша послушалась и сделала все так, как я ей и приказал.

– Ты знаешь, почему ты здесь?

Ана кивнула. Молодец, хорошая девочка. Она знает, что я позволил ей лишь поднять голову и смотреть мне в глаза, но не говорить.

– Ты знаешь, что я люблю тебя?

Она снова кивнула и улыбнулась мне.

– Я не сделаю тебе больно, но ты должна пообещать, что скажешь мне, когда остановиться, если для тебя это будет слишком.

– Да, - шепчет она.

Я ухмыляюсь, выгибая бровь, и смотрю на нее.

– Да, Господин, - исправляется она, и я замечаю ее улыбку.

– Вставай, - я протягиваю ей руку и веду к кровати. – Ложись на спину.

Ана залезает неуклюже на кровать, - видно, что она нервничает, - из-за чего у меня невольно вырывается смешок. Когда Анастейша устраивается на кровати, я беру повязку и надеваю ей на голову, прикрывая глаза.

Отойдя, я осматриваю ее тело, которое выглядит совершенно даже после двух беременностей. Насчет этого у нас был долгий спор, когда Ана называла себя толстой уродиной, а я пытался вбить ей в голову, что нет ничего прекраснее, и теперь ее тело выглядит совершеннее. Ведь именно это тело подарило мне двух замечательных детей.

Я беру веревку и подхожу к изголовью кровати. Аккуратно беру две руки Анастейши в одну свою, а второй начинаю связывать их. Ана не протестует, но ее руки покрылись мурашками. Я снова отхожу и беру в руку стек.