Опасность была такой грозной, что перед глазами Кролика промелькнули последние сутки со всеми подробностями. Среди них была и такая: Медведь кладет папку в Пчелиное Дупло…

— Вспомнил! — радостно закричал Морковкин. — Мед из дупла! — и он подробно поведал волчонку о всех приключениях, в которых побывал с тех пор, как они расстались в лесу.

Взгляд Уха становился все теплее и теплее. Под конец рассказа он дружески похлопал Кролика по спине.

— Ты уж не держи на меня обиды, Морковкин. Занятие у нас такое, что надо быть внимательным и осторожным. Видишь, все и объяснилось. А тебе урок: впредь не кидай папку куда ни попадя. Что ж, теперь займемся документами.

Вскоре Волчонок уже аккуратно скреплял в скоросшивателе листки с записью оперативной беседы с Архимедом Кузьмичом, помеченные заголовком «ПЯТАЯ ВЕРСИЯ».

Одновременно Ух вводил оправданного Морковкина в курс неизвестных тому событий. Недавний разговор с изобретателем оживал в памяти во всех подробностях, словно шел прямо сейчас. Значит, так. Вот Ух вбегает в пещеру, где установлен туннелефон. Собирается перевести рычаг вызова в рабочее положение, но… Рычаг уже в рабочем положении! Связь кто-то включил еще до прихода волчонка.

«Архимед Кузьмич! Вы меня слышите?» — крикнул Ух в микрофон туннелефона, прижав к уху наушник.

— Да здесь я, — ворчливо ответил изобретатель, — кто у теннелефона?

— Ух беспокоит.

— Ах, Ух. Ты мне скажи, зачем давеча туннелефон включил, а на связь не вышел? Что за баловство такое?

— Что значит — давеча?

— Да пару дней назад, — буркнул Пифагоров, — вернее, ночей. Ночью это было. Сплю себе, вдруг — звон. Я через весь дом босиком — к туннелефону. Алёкаю, алёкаю, а в наушнике только шорох какой-то. Потом тяжелое дыхание. Потом рыкнул кто-то. Потом звяканье раздалось. Хулиганство натуральное! Так с тех пор связь и не отключалась.

— Честное слово, Архимед Кузьмич, я тут ни при чем! — поклялся Ух.

— Значит, — помолчав немного, промолвили на том конце, — правду народ говорит. Завелся, значит, Леший… Забрался, значит, он в нашу пещеру…

— Архимед Кузьмич, вы же человек науки! Леших не бывает!

— А кто их знает. Я тут книжки кое-какие подобрал на этот счет. Вот послушай: «Леший огромен, выше дерева и такой толщины, что девкам впору вокруг него хороводы водить. Леший может превращаться в зверя. Иногда оборачивается медведем с курчавой шерстью…».

— Стоп! — крикнул Морковкин. — У нас ведь есть вещественное доказательство с места происшествия — клочок шерсти!

— Мне рассуждения о Лешем изрядно надоели, Морковкин, — прервал историю Ух. — Я понял, что подозреваемый так делает, чтобы запутать следствие. Поэтому я сказал: «Спасибо за информацию, Архимед Кузьмич. А теперь позвольте спросить: зачем вам мед?»

— У меня бензин кончился, — сказал Пифагоров. — Вот я и прикинул: нельзя ли из меда горючее изготовить? Тогда и одолжил у Медведя баночку. Начал опыты проводить. Но оказалось, что исходного материала слишком много требуется, никаких запасов не хватит.

Ух немного помолчал. Потом предложил:

— Чтобы ничего не упустить, давай подведем итоги.

— Итак, — начал Ух. — Может ли кто-нибудь чужой похищать у Медведя мед, если у нас разлив Быстрого Ручья?

— Только Леший, — не задумываясь, ответил Кролик.

— А как ты думаешь, где бабушка Большая Медведица?

Морковкин сморщил лоб.

— В Берлоговке?

— Или нам так кажется. Вот она, версия! Шестая!

Деревья сумрачного, готовящегося к ночной жизни леса стояли тихо, не шелестя ветвями, словно прислушивались к разговору, стараясь не пропустить ни единого слова.

— Ситуация, — излагал новую идею Ух, перепрыгивая через лужицы и канавки, — видится мне теперь следующим образом. День смеха продолжается. Бабушка за один раз все баночки забрать не смогла и теперь продолжает начатое дело, прячась в нашем лесу.

Дальше пошли молча, чтобы не мешать друг другу анализировать. Было уже далеко за полночь, когда в неясном свете звезд между деревьями промелькнула чья-то огромная фигура. Волчонок и Кролик заметили ее одновременно и вскрикнули.

Фигура молча продолжала двигаться по маршруту, известному только ей.

— Сейчас мы этого ночного гуляку настигнем и все окончательно выясним! — рыкнул следователь.

Не разбирая дороги, он бросился в погоню. Морковкин, причитая, спешил следом: остаться в одиночестве ему было еще страшней, чем нестись по темной чаще неведомо куда. По завалам валежника, через заросли колючих кустов, перепрыгивая с одного мшистого пенька на другой. Фигура, едва различимая и колеблющаяся, как тень, то скрывалась за могучими стволами, то мелькала вновь. Вдруг она окончательно растворилась во мраке — столь же неожиданно, как и появилась.