Нет, это все испортит!

— Мы опоздаем на поезд! — торопит Бранко. — Едем сейчас же! Утром позвоним!

— Ладно! — И вот они уже собирают у себя по карманам мелкие монетки, чтобы купить билеты.

Любовь — самый большой риск

Столпотворение сугробов. Ты преувеличиваешь. Лавина не так велика, как тебе кажется. Ты придумываешь ее гигантской, чтобы она сравнялась с твоим мужеством.

Вот зачем ты спешил жить, копил раны и воспоминания, чтобы было куда убежать, где спастись от ужаса последнего мига.

Ободренные собственной решимостью, юноша и девушка уже ничего не боятся. Бегут к поезду, словно он уже тронулся. Переходят из вагона в вагон в поисках свободного места. Все вокруг преисполняется их жизнерадостностью.

Но поезд действительно трогается, и они как бы приходят в себя. Понимают, что натворили, и умирают от смеха. Смех смешит их еще больше. Задыхаются.

Потом постепенно притихают.

Не знают, что сейчас им предстоит самое рискованное испытание: много часов подряд пробыть вдвоем.

Что они скажут друг другу?

— Успокойся! — советует ей Бранко.

— Это ты успокойся! — настаивает Снежа, чувствуя, что теряется.

Они сидят друг против друга и смотрят. И молчат. И в ее глазах сгущаются тени сомнения:

— У тебя такой вид, будто ты каждое утро пьешь кофе в Варне!

— Предпочитаю, по крайней мере! — Голос его звучит неестественно.

Про себя он думает: «Я недостаточно решителен, недостаточно смел. Это все от моего беспокойства, от моей неудовлетворенности. Я чувствую себя маменькиным сынком!..»

В Варне он решил ее поцеловать. Но именно в Варне. И теперь ему кажется, что скорый поезд движется слишком медленно.

— У вас что, товарняк? — спрашивает он кондуктора.

Но сонный чиновник смеривает взглядом молодую пару, проверяет билеты и не отвечает на лишние вопросы.

Неизвестность и молчание.

Неловкость растет вместе с любовью.

Он боится показаться ей скучным и тщетно ищет тему для занимательной беседы. Она боится, что неинтересна ему, и просто не знает, что придумать.

Оба вглядываются в окно. В темноте бегут скалы, рыжие, как лисья шерсть.

— А какую пользу приносит альпинизм? — вдруг спрашивает она.

Первый сигнал опасности для него: в голосе ее дрожит предательская нотка тревоги. Неужели и любимая будет посягать на его личность своей материнской заботливостью?

Ответ его сердит:

— Человек живет не ради одной только пользы! Те, кто оставляют после себя память о своем безумстве, наполняют мир светом и свежим ветром, и в мире становится свежее и светлее!

— Альпинист может погибнуть? — Девушка уже почти не владеет собой.

Ее расширенными глазами глядит на юношу его мать.

Он отводит взгляд в черный отрезок ночи за окном:

— Погибнуть? Одни оставляют после себя детей, книги, картины, саженцы деревьев, дома, обувь, ткани. Другие не оставляют ничего. Только легенду о смельчаках, о бескорыстных храбрецах…

Она смотрит неодобрительно.

И он отвечает ей недоброжелательным взглядом.

Первый намек на отчуждение.

Она старается быть мудрей, чем положено в ее возрасте.

— Опасно в горах! Зачем насиловать судьбу, испытывать ее? — повторяет она чью-то фразу, слышанную или читанную.

— Значит, если мне нравится незнакомая девушка на улице, я не должен останавливать ее!

— А я не должна соглашаться, когда меня приглашают в Варну и обещают угостить мороженым!

Оба прыскают и долго не могут успокоиться.

Встреча их еще молода, весела, полна непредвиденного.

И только нетерпение мешает ему до конца насладиться сладостью этой встречи.

Когда же наконец Варна?

Море

Сумрачный рассвет.

— Ты — первый луч! — говорит ей он.

Бессонная ночь не погасила блеска ее глаз и волос.

Поезд останавливается на станции в Варне.

Они идут по гористым улочкам. Город с трудом высвобождается из пелены своих снов. Только двое влюбленных бодры. Вглядываются друг в друга, будто каждый что-то потерял на донышке глаз другого.

— Кафе еще закрыты! — соображает он.