— Пошли! Пошли!

— Единогласно!

— Против — нет! Воздержавшихся — нет!

Мы все знаем, что нас ждет самый быстрый, но и самый рискованный путь. И не возражаем. Может быть, это победа над бурей кружит нам головы! А может быть, мы, просто сами того не сознавая, ищем смерти, как наивысшего, истинного испытания!

Нас губит древняя как мир человеческая мечта о прямом пути.

Не терять высоту!

У нас, альпинистов, существует закон: нельзя терять достигнутую высоту. Это особенно важно в высоких горах, где преодоление высоты связано с так называемой горной болезнью. Если ты уже свыкся с разреженным воздухом высоты, не нужно спускаться ниже, чтобы не отвыкнуть.

Для нас следование этому закону — вопрос собственного достоинства. По сути, и спор наш о том, каким путем пойти, решился не перевесом чьих-либо мнений, а этим законом, ставшим второй нашей природой.

Иди в обход, зигзагом, по кругу, напрямик, но никогда не теряй высоты!

Сколько сил стоил тебе подъем! И все они потрачены напрасно, брошены на ветер, если ты не сумеешь на достигнутой высоте удержаться.

Этим-то ты и отличаешься от обычного туриста, что никогда не теряешь преодоленной высоты.

И в горах и в жизни этим ты отличаешься от обычного туриста.

Самое тяжкое, почти невозможное — это не только удержать высоту, но и подняться над ней. Таких людей — единицы! Силен не тот, кто может высоко забраться, но тот, кто не спускается ниже с достигнутой высоты.

Можно потерять себя, но не высоту!

Этот внутренний приказ создал человека.

Каждое поколение получает от предшествующего некую высоту, и нужно любой ценой удержать ее и хотя бы на шаг увеличить.

И своим бытием человечество обязано этому единственному шагу, превышающему однажды постигнутую высоту.

Скованность

В путь!

Вожак прикладывает палец к губам. Ни звука — иначе разбудим дремлющую лавину.

Мы движемся как раз над ее возможным логовищем.

Лавина — белогривая львица.

Мы так много слышали о ней, столько раз уходили от нее, что уже как-то с ней сроднились.

Наши шаги стихли, словно онемели. Напряжение растет. В воздухе распласталась угроза.

Даже Дара, хотя и не старается попасть точно в предыдущий след, движется осторожнее.

Ветра больше нет. Холодно. Солнце озарило вершину.

Ослепительная бескрайняя белизна, по которой движется четко очерченная голубоватая тень каждого из нас. И эта движущаяся тень — признак жизни, доказательство того, что мы еще живы, что мы еще состоим из плотной материи, бросающей тень на мертвую снежную белизну. Тень реальнее человека. А в темных углублениях склона эта тень исчезает, сливается с огромной тенью горы.

Мы движемся совсем близко друг от друга, нарушая все правила. Если уж один раз нарушишь, остальные ошибки приходят автоматически.

Вожак — впереди.

Даже педантичный Никифор вносит свою лепту в нарушения: подбадривает, чтобы не отставали, не растягивали цепочку.

Причина наших ошибок — победа над бурей. Мы верим, что уже все позволено.

Молчание — инстинктивное выражение осторожности.

Мы притаили дыхание. Один глубокий вдох может вызвать лавину. Еще усилие. Еще последнее усилие.

Перед нашим внутренним взором — лицо Суеверного. Мы шагаем гуськом, и оно скрыто от нас. Но все равно мы ясно различаем, как все ярче оформляется на нем дурное предчувствие. Его стиснутые челюсти едва удерживают крик: пусть скорее случится то, что должно случиться! Неуверенность, неизвестность, растущее беспокойство переносятся с трудом!

Вожак кидает быстрый взгляд через плечо.

Угрожающе высоко навис свежий снег. С другой стороны — пропасть. В углублениях снег — почти черен от скопления теней.

Движемся точно посредине между вершиной и бездной. Самое опасное место. Точка, где сошлись два притяжения: вниз и вверх.

Идем.

Все ближе друг к другу.

Будто мимо звериного логовища. Лишь бы не разбудить.

Один за другим. След в след.

Дисциплинированные, твердые.

Верные своим ошибкам.

Наши шаги заставляют лавину пробудиться.

Последний предугадывает бедствие первым

Никифор испуганно поднимает голову. Но что можно сделать, когда ты ступаешь последним!

Вожак где-то высоко над ним.

Но испуг последнего, как по проводам, передается первому.

Резкий взгляд вверх, быстрое обращение к нам, крик не своим голосом:

— Лавина!

Этот крик становится окончательным толчком.

Снег сыплется сверху, рушится с вершины узкими струями, шипит каким-то особенным, незнакомым холодным шипением, влечет за собой новые волны снега; целые глыбы, огромные ледяные плиты скользят вниз…