Еще немножко! Еще одно последнее усилие!

Она добралась до вершины. Асен втягивает ее за руку.

— Ну как? Трудно?

Она не произносит, а выдыхает на последнем дыхании:

— Не так уж!

Она напряжена, она не чувствует себя, она все сбросила вниз. Все, кроме летящей по ветру соломенной гривы волос. Только растрепанные волосы остались от нее. Она собирается с силами, чтобы проговорить:

— Одно меня мучит.

— Забивание колышков? — предполагает Асен.

— Не! — выдыхает она, подтягивая Бранко.

— Ага, значит, веревка! — догадывается Асен, глядя на ее неотработанные, усталые рывки.

— Нет! — упорствует Дара.

— А что?

Обернувшись в ветреную сторону, она шепчет, прикрывая рот ладонью:

— Все время хочется сказать «тимьян»!

Асен оглядывается и строго приказывает:

— Выбрось из головы это слово, если хочешь остаться с нами!

Дара лихорадочно рыщет по воображению-памяти в поисках самого основного, отложенного до времени. Но что же это?

У каждого своя тайна

Стоя на вершине, Дара встречается глазами с беспредельностью. Во взгляде ее — вопрос к пустоте: что там, за прозрачной, бесконечной клеткой земной атмосферы? Девушка невольно отступает назад, словно остановилась перед бездной, на осыпающемся берегу.

Асен и Дара сидят на краю скалы и болтают ногами. Ее охватывает заветный трепет перед высотой. Рядом пристраиваются остальные. Мы переводим дыхание после подъема. Наша поколебленная было уверенность в собственных силах снова с нами!

Дара с наслаждением погружается в волны воздушного океана. Солнце слепит глаза. Она вглядывается в бесконечность и ничего не видит. Глаза ее обретают цвет и глубину бесконечности.

Медленно, методично поднимается к нам Деян, с удовлетворением вкушая каждую преодоленную трудность, В опьянении оглядывает горизонт. Так может созерцать природу только человек, перешагнувший порог сорокалетия.

— Вон она, свобода, завоеванная собственными силами! — Кажется, теперь наконец-то он отвечает на вопрос Дары о свободе.

И она сознает, что должна заново завоевывать каждый миг свободы. И обнаруживает с изумлением, что начала мыслить!

— Рожденный ползать — летать не может! — иронизирует Асен.

— Вам, молодым, не понять! — Деян задыхается от внезапно налетевшего ветра. — Вот ты, Бранко, зачем ты здесь? Мечтаешь о рекордах?

Бранко поводит бровями, ежик на голове сердито острится.

— Из упрямства я здесь! — цедит он.

— Как это? — спрашивают несколько голосов.

— А так! — неохотно отвечает паренек. — Прозвенел последний звонок, я и написал на доске: «Мы покончили со школой прежде, чем она покончила с нами!» Педсовет открыл в этой надписи какой-то страшный подтекст, задержали мне аттестат… — Бранко кинул камешек вдаль.

У всех нас приход в горы — реакция на какую-то обиду. Но в этом мы даже самим себе не признаемся. Все мы стремимся к чистоте. Внизу тесно, низко, узко, затолкнуто в рамки, прихвачено потолком. Но никуда не деться — надо возвращаться, чтобы вновь пожелать высоты. Город с потемнелыми стенами притягивает нас вниз, мы спускаемся, как бадья в пересохший колодец, чтобы удариться о глухое пустое дно и снова полететь вверх, стремясь к небесному квадрату.

— А ты, философ, зачем здесь? В поисках сильных ощущений? — Вопросы Дары обращены к Асену.

— Нет, в поисках разгадки одной тайны.

— А что это за тайна?

— Возможно ли невозможное.

— А я, верно, родился с альпийской веревкой вместо пуповины! — искренне вклинивается Горазд. Для него и вправду не существует другого мира, кроме этого, очерченного радиусом альпинистской веревки, которой он связан с Зоркой и со всеми нами.

Он из тех силачей, что получают силу только в магнетическом поле своей группы.

— Нет! Я знал только одного альпиниста, словно бы рожденного на скале, Цанко Бангиева! — восклицает Скульптор.

Мерзляк признается, посмеиваясь над собой:

— А я из-за озноба пришел сюда! Все надо мной смеялись, что я зябкий, как женщина!

— Наши слабости — источник нашей силы! — обобщает Асен-философ.

А Деян, оседлав скалу, не может оторвать глаз от окружающего простора:

— Я здесь, чтобы далеко видеть с высоты!

— А я — чтобы поближе видеть самое смешное! — вставляет Насмешник.

— А что это, самое смешное? — мы заранее готовы принять очередную шутку.

— Человеческое тщеславие: быть все время наверху!