Проводила старуха ночных гостей, стоит посередине избы, недоумевает. Откуда такую лекаршу бог прислал? Уж не примерещилось ли ей спросонок? Подошла к Саньке, трогает рукой новые бинты. Вот тебе и дед Якуб! Докторицу нашел где-то. Настоящую…

Не знала бабка Ганна, кто привел докторицу к ней в избу. Не показался Кастусь ей на глаза. Не захотел тревожить сердце старушки-матери. Увидит — заголосит от радости, а потом будет бессонными ночами смотреть в окошко. Стоял за поветью, пока медсестра врачевала Саньку.

А спустя несколько дней она снова ночью пришла. Одна. Без деда Якуба. В белом маскировочном халате. Как привидение… Поколдовала над раненым мальчишкой и исчезла в снежной замети. Потом еще появлялась. Так и подняла Саньку на ноги. Вырвала из костлявых рук смерти. Вот он сидит у окошка, приласканный мартовским солнышком. Смотрит, как возле завалинки плещется в лужице расхрабрившийся воробей. Разбрызгивает крылышками талую воду. Блаженствует. Даже клюв раскрыл. А откуда-то сверху падает рассыпчатый дробный пересвист, будто серебро сыплет кто-то на подоконник.

Приник Санька лицом к теплому стеклу, ищет взглядом необычного певца. Скворец прилетел. Выщелкивает на ветке звонкие соловьиные коленца. А вон второй — чешет клювом сизые перышки на груди…

Будит мать Владика, тормошит — вставай! А в окнах едва затеплилось утро. Зачем в такую рань поднимает? Достает из шкафа пикейную рубашку, вельветовую курточку, кладет перед Владиком на стуле. Торопит.

— Не мешкай! Вихры причеши. В комендатуру пойдем. Курт Мейер будет с тобой разговаривать. Отвечай на вопросы, как я учила. В «музыкальную» школу пойдешь… Некому больше. Санька хворает.

Держи там ухо востро. Разведай все. Потом убежишь оттуда. Я дам знать…

Владик знает, что это за «музыкальная» школа. Мать говорила. Там, оказывается, кроме двух групп взрослых «музыкантов», будет группа подростков. О ней, об этой засекреченной школе, Кораблева сообщила в отряд. А через два дня от Максима Максимыча явился Кастусь. Командир отряда приказывал: любой ценой устроить Владика в «музыкальную» школу.

Напрасно Владик боялся встречи с Мейером. В комендатуре его ни о чем таком особенном не спрашивали ни Курт Мейер, ни тот незнакомый офицер, у которого на груди висел «Железный крест», а в борт френча была вшита белая с красными полосками ленточка. Мейер все что-то говорил офицеру на своем языке, а тот ощупывал Владика густо-черными липучими глазами. Потом, шагнув к нему, ухватил цепкими пальцами за плечо, сжал, как тисками. Задрожали от натуги коленки у Владика, но он сдержался, даже не присел. Незнакомый офицер достал из кобуры парабеллум, разрядил, сунул Владику в руку. Велел зажать в кулаке рукоятку. Коротко взмахнув, ударил ребром ладони по запястью. Острая боль метнулась к предплечью, белыми искрами посыпалась из глаз. Однако револьвера Владик не выронил из рук.

— О-о! — воскликнул офицер. — Карашо, Кораблеф! Карашо…

Его выпроводили из кабинета, и Мейер позвал к себе Анну Кораблеву. За двойной дверью глухо, как в подземелье, звучали неторопкие голоса. Сначала говорил тот, черноглазый. Его металлический голос рокотал без заминки. Несколько раз слышались одни и те же слова. Он повторял их с нажимом, повышая голос до крика. Потом добавил что-то Мейер — басисто, с хрипотой. Ему ответила Владикова мать. Кажется, о чем-то спрашивает. Снова рокотнул черноглазый. Видно, объясняет.

Спустя минут десять мать вышла из кабинета и шепотом сказала Владику, что майор Зорге (так назвала она черноглазого офицера) согласен зачислить его в «музыкальную» школу. Но окончательно решает не он, а генерал фон Таубе. Через два дня все будет известно.

— На скрипке будешь учиться… — В ее глазах зажглась хитрая усмешка. — Ступай домой. Да смотри про школу не болтай кому попало.

Владик шмыгнул в первый же проулок и засеменил на заречную улицу. Разве мог он утаить от Саньки такую новость?

Увидев на пороге Владика, Санька кинулся к нему навстречу. Увел к себе в боковушку и показал новенькую книгу в оранжевом переплете:

— Во, «Миколка-паровоз»… У Кастуся в сундучке нашел.

Владик только отмахнулся и таинственным шепотом стал рассказывать дружку про «музыкальную» школу.

— Мамка за меня хлопочет… Вместе бы нам… Хворый ты — вот беда.

Саньке тоже не хочется, чтобы Владик один поступил в «музыкальную» школу. Вдвоем они бы там все разведали. А что один Владик? Разве он сумеет так, как Санька?

— Я уже выздоровел, — подбадривает сам себя Санька. — Буду просить отчима…

На другой день Санька проснулся рано, еще солнце не выкатилось из-за повети. Новая забота у него: скворцы вернулись, а домика-то нет на дворе. Сидят на старой яблоне, расплескивая песню. Струится она в теплом воздухе, звонко переливается, будто ручеек бежит по камешкам. Не успел Санька загодя сделать скворцам жилище: очень был слаб после ранения.

Сидит он на полу возле загнетки, рубит на куске рельса стальную проволоку на гвозди. Звонко прищелкивает молоток, так и гудит железяка.