В каждом полицейском гарнизоне из бункерных амбразур торчали не только пулеметы, но и минометы и даже мелкокалиберные пушки. Правда, людей было не густо. По семьдесят, по восемьдесят человек в гарнизоне. И только в одном — Ольшанском — сто десять. Но, зарывшись в землю, окопавшись, с таким мощным оружием можно отбивать любые атаки.

Мейер был твердо уверен, что партизаны не на-падут на его гарнизоны, не хватит у них сил… Но когда один за другим были смяты все семь, а недобитые полицаи, побросав оружие, начали сбегаться в Дручанск, самоуверенный Мейер испугался не на шутку. Приказал срочно создавать дополнительные огневые рубежи на окраинах Дручанска, оборудовать секретные пулеметные гнезда.

Мейер догадывался, что партизаны не остановятся на этом. В одну какую-то ночь двинут свои силы на Дручанск.

В штабе партизанской бригады на штабной карте острие красной стрелы было нацелено теперь на восьмой гарнизон — Дручанск. Орлов понимал, что такой гарнизон с ходу не возьмешь. В Дручанске стояли постоем более шестисот солдат и офицеров, отряд городской полиции да плюс те полицаи, которым удалось ускользнуть от партизанских пуль во время разгрома окрестных гарнизонов. Оружия в Дручанске хватало, в боеприпасах нужды не было. Такой гарнизон разгромить нелегко. Тут надо продумать каждый шаг, ибо оплошность в таком деле может сорвать все планы. Главное — тщательно разведать засекреченные огневые точки гарнизона, изучить подходы к ним, чтобы потом, в ночном бою, не подстерегла неожиданность.

… В еловой чащобе, за оврагом, где всхолмились крытые дерном лазаретные землянки, послышалось движение подвод. Фыркали лошади, стучали колеса на выбоинах, шумно шурхали ветки, цепляясь за телеги.

«Раненых, видно, привезли», — подумал Орлов.

Он приказал седлать коня, а сам направился в землянку за оружием. Пора ехать в «Молодежный». Там случилось вчера чрезвычайное происшествие — бежал из-под ареста полицейский. Надо срочно перебазировать отряд. Полицейский, конечно, укажет немцам место стоянки отряда, и те не мешкая пошлют на Друть бомбардировочную авиацию.

Позади послышался топот. Бойко копытила чья-то лошадь. Орлов оглянулся — Кастусь торопит серого жеребца шенкелями. Алексей Петрович вызвал разведчика на сегодня, но не думал, что он прискачет так рано.

Кастусь осадил поводьями разгорячившегося коня. Спрыгнул с седла, по-военному доложил о своем прибытии.

Орлов пригласил Кастуся в землянку. Протирая тряпкой видавший виды автомат, повел неторопливый раздумчивый разговор, чеканя короткие выпуклые фразы:

— Искал я в мыслях, думал… Выбор пал на тебя. Ты вырос в Дручанске. С завязанными глазами каждый закоулок найдешь… — Орлов шагнул к разведчику и уже тоном приказа добавил: — Численность гарнизона… Расположение боевых единиц… Огневые точки… Под особым наблюдением держи караульное помещение и взвод охраны. Засекай время смены ночных патрулей, часовых. Во что бы то ни стало надо узнать ночной пароль гарнизона. Учить, как действовать, не буду. Парень ты смекалистый. Но помни, в Дручанске каждый третий знает тебя в лицо. Действуй через других. Там у нас есть свой человек. Работает под видом сапожника. Но почему-то от него перестали поступать сведения. Вот ты с ним и свяжись. Запомни пароль: «Можно ли заказать хромовые сапоги?» Он ответит: «Приходите в среду или в четверг… Захватите с собой стельку». В ответ на эта слова ему надо сказать такую фразу: «Привет вам от деда Гарбуза. Мороженую клюкву пришлет с внучкой…»

— Когда в разведку? — спросил Кастусь.

— Сегодня. Максиму Максимычу я передал распоряжение. Знает, что ты отозван на особое задание. Подожди, не все, — остановил Орлов Кастуся. — Комсомольский билет оставь мне. Сам знаешь, куда идешь…

Ночью деда Якуба разбудил скрипучий кашель. Старик встал с кровати, нащупал в горнушке кисет с самосадом, трубку. Сел на краю постели, свесив сухие жилистые ноги. Густо задымил.

Первые же затяжки очистили нутро. Дышит оно без хрипа. А то скрипело, как старый кузнечный мех.

Ходики что-то молчат на стене. Третьи сутки не разговаривают с тишиной. Хозяйствует она в избе. Который час? Не угадаешь… Бывало, петухи подсказывали. Если первые заголосили, значит, аккурат полночь, черти на кулачках дерутся. Третьи запели — оповещают: рассвет на подворье идет. А нынче не слыхать их в Дручанске. Всех немцы перевели. Уж больно охочи до курятинки. Чтоб она им, окаянным, поперек горла встала!

Сидит на кровати Якуб, сам с собой разговаривает. Вставать рано. Вон какие лохматые тени по углам копошатся. Значит, рассвет где-то за Друтью замешкался.

Снова набил трубку самосадом. Пыхает. Где-то под печью мышь-домовница скребется. Раньше в чулане промышляла. Чудится старику, кто-то на чердаке топчется. Шаги тяжелые. Так и кряхтит потолок, охает глухо.

Спохватился дед Якуб — на чердаке табак висит в пучках. Ворует кто-то. Сенцы вечером вроде запирал на засов. Видно, через лаз под стрехой проник, ворюга. Оставит без курева.

Слез с кровати дед Якуб, поддерживает рукой холщовые подштанники. А тот уже в сенцах шарит. Рукой по двери шаркает. Скобу дверную, видно, ищет впотьмах.

Не успел старик подойти к порогу, как дверь отворилась и в избу вошел человек с автоматом в руке.

— Не спишь, Якуб?

В голосе знакомая хрипотинка. Осмелел старик. Оторопь прошла. Ощупывает взглядом плечистую фигуру.

— Кастусь… Ты? — заворчал старик с укором. — Постучал бы. А то вишь как подкрался. Напугал чуть не до икоты…

— Патрули ходят по улице, — оправдывался Кастусь. — Услышат…

— Патрули? — удивился дед Якуб. — Не было их тут…

— Смотри в окно, сейчас обратно пойдут мимо избы.