Строили всё, конечно, малыши. Либеральные методы Ральфа, не возымевшие эффекта в первое время пребывания на острове, Джек отменил, и теперь на строительство малышей сгоняли охотники с кнутами. Ральф и близнецы, опять же в пику Джеку, работали вместе с ними, а не с охотниками. Было бы заметно, как Вождь зеленел от злости и бессилия, но, к счастью, его лицо скрывала бесстрастная маска. И что он должен был сделать? Приказать перестать работать троим сильным, выносливым охотникам, благодаря которым постройка шла быстрее в два раза? Такой приказ был бы глупостью, и Джек смолчал, зная, что отыграется на нём наедине.

Иногда Джек жалел, что сохранил ему жизнь. Ральф был бельмом на глазу, воплощением совести и доброты, и к тому же смел публично перечить ему, Вождю. Однако Джек не любил отступаться от своих слов. Помиловал — значит, так тому и быть. Тем более, в первые годы (также как и сейчас) проблем хватало и без Ральфа, а он даже каким-то образом помогал их решить.

Главной проблемой стала еда. Подожжённый во время охоты на Ральфа остров сгорел на три четверти вместе с плодовыми деревьями и злополучными свиньями, из-за которых, если подумать, и начался когда-то весь сыр-бор. Еды стало так мало, что пришлось действовать Хрюшиными методами: переловить всех свиней и держать их в загонах. А вокруг оставшихся фруктовых деревьев Джек теперь выставлял караул из трёх-четырёх охотников, чтобы прожорливые малыши не зарились на общественное добро. Именно это сделал Седрик, за что и был наказан.

Конечно, за несколько лет выросло много деревьев, но они пока не давали плодов. Остров, после пожара походивший на обгорелую головешку, теперь снова покрылся зеленью, но для еды эта зелень, увы, пока не годилась. Джек знал, что ту давнюю непоправимую оплошность, которая стоила им еды и беззаботной жизни, племя помнит, и ему было важно, чтобы никто не подрывал его авторитет ещё больше. А Ральф именно этим всё время и занимался: отпускал язвительные комментарии, которые племя хотело или не хотело, а запоминало.

Увидев лицо Ральфа, направляющегося к пещере, Джек понял — опять идёт возмущаться и давить на совесть. Джек сомневался, что совесть у него есть, но разговоры с Ральфом всё равно отдавались какой-то неловкостью.

— Десять ударов, — начал без приветствия Ральф, хмуро глядя на Вождя. — Десять ударов просоленной лианой за два съеденных манго. Не многовато?

— А ты что предлагаешь? — спросил Джек, вытаскивая из естественной ниши в стене отточенный костяной гарпун с резным узором на рукояти. — Один удар за каждый фрукт?

— Если бы ты по такому принципу наказывал всех, то больше всех досталось бы спине Роджера и твоей.

— На то я и Вождь, — он пожал плечами, присел на корточки и принялся шлифовать острие плоским камнем. — Ты был главным — и работал за всех. А я за всех ем. В этом плюс власти, понимаешь?

— Джек, с ними надо мягче… — начал Ральф, но Джек не дал ему закончить.

— Не зови меня так, — он вскочил как ужаленный и, приблизившись к Ральфу, посмотрел на него сверху вниз, опаляя безжалостным взглядом синих глаз. — Я Вождь. Повтори. — Ральф молчал, глядя куда-то ему в переносицу. — Повтори! Кто я?

— Джек, — Ральф упрямо поджал губы. — Ты Джек Меридью.

Джек наотмашь ударил его по лицу. Ральф покачнулся, но устоял, и даже не поднёс прохладную ладонь к пылающей щеке.

— Повтори, кто я, — процедил Джек. Его некрасивое даже под маской лицо исказилось бессильной злобой. — Кто я?

— Джек.

На этот раз Джек ударил Ральфа кулаком левой руки, проехавшись по скуле костяшками с такой силой, что тот неловко взмахнул руками и упал, больно ударившись локтем и расцарапав обнажённое бедро. Джек придавил его к холодному полу пещеры босой ногой, наступив на грудь, а острие гарпуна поднёс к горлу, метко прижав его сразу под кадыком так, чтобы Ральф не мог ни сглотнуть, ни произнести слова.

— К чему тебе твоё идиотское упрямство, Ральф? Чего ты добиваешься, когда зовёшь меня по имени? Что тебе даёт неподчинение моим приказам?

Ральф молчал и затравленно смотрел снизу вверх. Слюна во рту накопилась, но сглатывать было опасно — гарпун мог прорезать кожу или, чего доброго, воткнуться глубже и серьёзно повредить горло. Поэтому он молчал и смотрел, не двигаясь и стараясь дышать носом.

— Так кто я, Ральф? Без глупостей.

— Вождь, — хрипло выдохнул Ральф, когда Джек оторвал болезненно впивавшееся остриё гарпуна от его шеи, и он смог сглотнуть.

— На этот раз прощаю. Но если ты ещё хоть раз назовёшь меня Джеком, окажешься на месте Седрика. За неуважение ко мне. За бунтарство. За наглость и неблагодарность. То же самое с тобой будет, если ты ещё хоть раз попробуешь влезть в мои дела и оспорить мои приказы. Твоя власть кончилась, причём очень давно, так что не суйся не в своё дело, держи рот на замке и будь паинькой. Ты успел порядочно мне надоесть, и я предупреждаю: чаша моего терпения почти переполнилась. Я отправляюсь на рыбалку, а ты присматривай за малышами на огородах и в загонах. Седрику ни еды ни воды не давать. Он сегодня уже наелся.