— Плохо тыкал, — сразу стало ясно, что он имеет в виду. От Роджера трудно было ожидать чего-то другого: тыкать надо было насквозь.

Ральф отвернулся, не желая продолжать разговор. Конечно, Роджер доложит Джеку о нарушении приказа сразу, как тот вернётся. Ральф, само собой, надеялся оставить свой проступок в тайне, но его подвёл Уолтер: раз Ральф привёл его к Роджеру из умиральни, значит он был там и виделся с Седриком. А, зная Ральфа, можно предположить, если виделся, то и кормил. Рассчитывать на пощаду ни со стороны Джека, ни, тем более, со стороны Роджера было невозможно, и Ральф морально подготовился к тому, что завтра сечь на палаточной площадке будут его.

Он не ошибся: вечером, как только охотники вернулись из лагуны с богатым уловом, Роджер отозвал Джека в сторону. В честь удачной рыбалки Вождь велел закатить пир и объявил, что завтра День Отдыха. Малыши-одиночки вместе с Ральфом занимались готовкой, охотники, заранее начав праздновать, пили из скорлупок сок перебродивших фруктов, их малыши сидели при них. На палаточной площадке было шумно, и Джек, уставший после целого дня тяжёлого труда, решил, что их с Роджером никто не услышит.

Когда Роджер отозвал его в сторону, Джек вскинул руку, останавливая его на полуслове:

— Это подождёт? Я устал. Пойдём со мной, все заняты едой, нас никто не увидит.

Роджер кивнул и направился за ним в пещеру.

Они спали давно. Ещё до того, как Джек сообразил, что для удовлетворения нужд можно использовать Ральфа. Но это было не так, как с Ральфом и не так, как с малышами. Джек и Роджер были наравне, менялись к обоюдному удовольствию, позволяя друг другу расслабиться и забыться. Отношениями их редкие ночи вместе назвать было нельзя: Роджер был привязан к Генри, и если уж он вообще был способен на чувства, то только к нему. А Джек и не нуждался в чувствах. Происходящее между ними никогда не портило их крепкой дружбы, становилось отдушиной и ни к чему не обязывало. Проведя ночь с Джеком, Роджер возвращался к своим мальчикам, а в особенности, к Генри, а Джек — к непокорному и гордому Ральфу, которого надо было каждый раз укрощать, как строптивого жеребца.

Роджер всё же вернулся к разговору, когда они уже отдышались и оделись. Джек расслабленно полулежал на ворохе листьев, его рыжие волосы, снова отросшие до лопаток, растрепались и окружали размалёванное лицо.

— Тебе не мешало бы помыться и раскраситься заново, — хмыкнул Роджер, собирая длинные волосы в тугой хвост на затылке. Он редко срезал волосы, и теперь они отрасли до середины спины, спутанные, густые, обрамлявшие его загорелое лицо с грубыми, жёсткими чертами, они придавали ему демонической, жутковатой, болезненной красоты.

— Тебе бы тоже, — Джек улыбнулся ему совершенно по-дружески, насмешливо. — Так ты хотел мне что-то сказать?

— Да. Ральф накормил Седрика. Я не видел сам, но он сознался. Он привёл Уолтера, чтобы я вытащил ему зуб, а значит, в умиральне был. Да и остатки рыбы я там нашёл, когда пришёл глянуть, не помер ли Уолт.

— И как? Не помер?

— Нет, очухался. Похныкал, проспался и пошёл на поправку. Джек.

— А?

— Он мне больше не нужен. Хочешь его?

Джек снисходительно улыбнулся.

— Во-первых, я кусаное не ем. А во-вторых, мне хватает Ральфа и тебя под завязку. Даже, пожалуй, чересчур. Куда мне ещё твоего Уолта?

— Я на самом деле их всех хочу раздать, надоели.

— И Генри? — Джека сложно было удивить, и Роджер был единственным, кому это порой удавалось.

— Нет, его оставлю. Так куда остальных девать? Назад в общак?

— А что? — Джек пожал плечами и поднялся. — Все остальные тоже кусаное не едят. Только ты ешь.

Роджер улыбнулся. Да, он пару раз отобрал себе чужих малышей, в том числе и Генри. Но ведь именно Генри его не разочаровал.

========== 2. Первая охота ==========

«Это не любовь,

Это Дикая Охота на тебя,

Стынет красный сок,

Где-то вдалеке призывный клич трубят,

Это — марш бросок,

Подпороговые чувства правят бал,

Это не любовь,

Ты ведь ночью не Святую Деву звал».

Ральф не спал всю ночь: пьяный разгул длился до утра, и заснуть под нестройное пение и грохот ритуальной пляски было невозможно. Ральф ютился там, где никто его не заметил бы — в уступе за троном Джека. Джек, в свою очередь, сидел как идол, распрямив спину и мутным пьяным взглядом уставившись на беснующееся племя.

Джек и сам его не видел — всё его внимание было направлено на ритуальные хороводы. Периодически к нему подходили малыши, чтобы набрать ему ещё забродившего фруктового сока, и от одной «чаши» к другой мир перед ним всё больше и больше мутился.

Ральф, разумеется, попробовал поспать, но не вышло: вой и хохот доносились отовсюду с невероятной громкостью. Взвизгивали малыши, которых пьяные охотники грубо и больно щипали за мягкие бока и ягодицы, слаженно стучали копья, задавая ритм танца. Ральф не выпил ни глотка сока, но перед глазами у него плыло.