Шрифт:
– Воруйте меньше!
– на что призываемые ответственные лица (в мыслях, исключительно в мыслях!) отвечали владыке губернии: :
– "Чья бы корова мычала..."
О "недостатках и упущениях", кои обязательно появляются в самый лютый месяц зимы, в "инстанциях" принято говорить в жаркое время года: будущие "упущения и просмотры" в августе не так страшны, как в январе.
Губернатора злил простой и понятный вопрос повестки дня: "какого хрена каждый год говорильней занимаемся!? Что объяснять? Неужели непонятно, что "зима спросит"!? что нужно готовиться к зиме!?" - врал себе нынешний "глава губернии" и вчерашний секретарь обкома в одной оболочке.
В большинстве сборища подчинённых ничего губернии не приносили, но только новые "совещания", ничем не отличавшиеся от древних, позволяли бывшему секретарю, а ныне губернатору, красиво высказать "заботы и волнения о гражданах города". Гладкая речь без паразитов образца "так сказать", с правильным построением предложений, каким обладал бывший "тов. секретарь" позволяло думать:
– "Кто и когда из секретарей так проникновенно доводил задачи
Руководства до сознания подчинённых"!?
Как злились начальники многих "ветвей коммунальной службы города", собранные "товарищем губернатором" в "беседку" на прослушивание правильных речей - бес не сказал. И правильно сделал: местное телевиденье дополнило беса кадрами потных, злых и без единой капли ума в глазах лиц "хозяев города".
Окна губернаторского кабинета, самого большого в здании бывшего обкома, смотрели в спину скульптуры "вождя мирового пролетариата":
"Если из одного окна посмотреть на "вождя" - вроде бы ничего, нормально, а из другого - срамота! Такой ракурс, будто "создатель страны советов" понятным, естественным манером, приготовился достать из брюк... Почему никто до меня ранее не замечал этот ужас!? И кто придумал такую позу вождю!? Не иначе, как самый большой враг! Ай, переустановить? А что сказать о причинах переустановки монумента? Подвести прораба к окну и показать, как рисковали когда-то создатели "произведения"? И спросить, что он думает обо всём этом? Так он другим расскажет! И что переустановка даст? Рука бронзового "вождя" как держалась за... да, это самое... так и будет держаться! А где денег взять на переустановку!? Оно, конечно, можно предпринимателей "данями многими" обложить по статье "на украшение города", но ведь они, шельмы, ныне грамотные пошли, обязательно потребуют объяснений, "на какие цели господин губернатор собирается пустить их денежки"?
Обработав забавные, а местами и "кощунственные" мысли о скульптуре вождя "калькулятором на плечах", "господин-товарищ" губернатор" хотел встать из кресла, подойти к единственной во всём кабинете крамольной точке у окна, чтобы развеять нехорошие мысли в адрес создателя скульптуры:
– "Были у вождя намерения помочиться на пространство перед собой..." и не смог подняться! Такое ощущение, будто дорогие туфли прибиты к паркету! "Ледяной страх сковал тело..."
– Может, убрать шаблон о "ледяном страхе"?
– Оставь. Умный читатель поймёт без пояснений, а неразумному пояснения ничего не дадут.
Люди пугаются неизвестног, не любят его, и губернатор - не исключение. Кто бы не пришёл в ужас, почувствовав, что не может оторвать ноги от пола и нижние конечности как бы и не его? Недавно всё работало - и вот те раз, на тебе!
– Какие были действия "хозяина" в первые секунды?
– Никаких, если не считать отвисшей челюсти, но на седьмой вспомнил о "нарушениях мозгового кровообращения" с короктим названием "инсульт", и что это грозный господин не обходит стороной и "больших" людей. Следом - "всё, отработался, конец власти" и последним властным криком позвал секретаршу по имени. Прежде вольностей с секретаршей не позволял, не считая "естественных". Не нажал кнопку вызова, как делал всегда, а заорал не полным криком, а с названием из серьёзной литературы...
– Помню: "придушенный".
– Во-во, он самый! Это был даже не крик, а что-то похожее на вой с хрипом! Редчайшие звуки, кои испускал кто-либо из живых людей!
Секретарша влетела в кабинет и увидела "благодетеля" упёршимся прямыми руками в громадный стол старой, "сталинских" времён, работы. Глаза начальника и подчинённой одинаково лучились страхом, но чьи больше - даже и с помощью беса сказать не могу... хотя, в отчаянные моменты, по логике, глаза "командиров" обязаны "излучать страх за судьбу вверившихся им людей".
В первОй услышать звуки от страдающей плоти "благодетеля" - раз, вид с выпученными от ужаса глазами - два, длительное молчание - три! Хватит, от такой картины у кого угодно крыша поедет, но только не у секретарш бывших секретарей обкомов.
– Что с вами!?
– впервые без лицемерия голосом секретарша назвала по имени и отчеству "главу губернии".
– Но-о-ог-и!
– промычал "губернский радетель и отец родной" - н-е-е м-о-о-гу поднять!
– и ужас секретарши уменьшился наполовину: "зачем ноги, если тебя возят"!?
– Сейчас, сейчас! Скорую, скорую!
– натурально запаниковала секретарша и схватила трубку аппарата связи. Дождавшись сигнала вызова абонента - заверещала:
– Немедленно приезжайте!
– в "скорой" место вызова и кому требуется скорая - выяснять не стали.
Вызванные работники медицины проявились быстро: это всё же "белый дом"! Появление местных, губернаторских "учеников Асклепия" - само собою, но скорая помощь - на то и "скорая", чтобы опережать всех.
Главный медик в бригаде "скорой" опустился перед губернским владыкой на одно колено, задрал штанину брюк, опустил край носка, коснулся рукой губернаторской плоти и побелел лицом: нога до щиколотки была из... камня! Немедленно проделал такую же процедуру и с другой конечностью главы губернии - одинаково! И цвет камня, как у постамента под бронзовой скульптурой "вождя"! "Разъездному" доктору тут же стало плохо, но не так, чтобы падать в бесчувствие на паркет губернаторского кабинета.