А тогда Кузьма мыслями раскинулся: "не я один "герой", всех мужиков в герои записывать нужно, все воевали" - и остался в Риге: какая-никакая а заграница, пусть и совецкая. К тому времени "малая родина" так скукожилась за годы борьбы с врагами, что разглядеть в ней что-то родное и близкое не получалось - и остался в Риге. Преданная, оставленная "малая родина" и новая в европейской Риге сравнивалась, как "земля и небо".

За верную службу совецкому союзу (отечество забывали поминать) Кузе подарили чужую собственность: квартиру с обстановкой: возражать победителям никто не рискнул.

Рига мигом разглядела в Кузе ухватки свинопаса, но что могла сказать Рига герою? Все ваши несчастья проистекают от непонимания: быть везде "единственным и неповторимым" невозможно, где-то обязательно окажешь "сверх самобытным".

Не зная языка латышей и не желавший знать "прынцыпиально" - Кузя заявлял:

– Пусть латыши учат русский, я их освободил и спас!

Ах, как было прекрасно в сорок пятом! У-р-я-я-а-а!
– всё чужое стало моим, заплачено чужими жизнями, но об этом не следует помнить, ему не повезло и встретился с пулей, а меня свинцовая дура миновала... Один день в году можно всплакнуть о погибших, им что, они выдержат, ничего в ответ не скажут, не возразят, как и прежде, но в остальные дни выяснять кто, за чьи интересы и как был убит - лишнее... Нежелательные выяснения.

Кто из победителей помнил отечественная истина "с чужого коня посреди грязи слезешь", кого волновала? Не было чудаков, каждый верил в "победу навсегда", а что победа может состариться вплоть до реанимации - так об этом мог заявить только "недобитый враг". Если бы нашелся "пророк" с глупыми предсказаниями "о конях и грязи" - без задержек и промедлений упрятали по "пятьдесят восьмой с параграфами" "на двадцать пять лет без права переписки"! И если бы кто-то другой в сорок пятом, и опять явно ненормальный, заявил:

– "И полвека не пройдёт после "великой победы", а Кузю громко, в лицо назовут "оккупантом" - "товарищ" долго бы не задержался в видимом мире. Чему удивляться!
– бомбил бес - какие у Кузи на груди медальки до сего дня висят? С "чеканными профилями" наиподлейших правителей России. Он до сего дня гордится наградами с профилями палачей, и пока такое с ним творится - ни о каком примирении речи быть не может. То же самое, как если бы сегодня какой-нибудь состарившийся "герр оберст" Вермахта, при полном параде, предложил "мир и дружбу" бабке из спалённой им деревни. Бабка простит "герру", но оберсту - никогда! Почему вы хотите, чтобы латыши были добрее вашей бабки?

К старшему брату Кузи, Гришке, потомки тамбовских крестьян до се имеют основания предъявить не меньший счёт за когда-то убитых родичей и показать "герою" "пеньковый галстук" и кусок мыла, да только незлобивые тамбовцы. Им бы пройти обучения у известного народца как помнить о неубитых родичах. Действия Кузьмы всегда были правыми!

– Возможно, но как довести правоту" Кузи до сознания трём прибалтам? И остальным? Кузя был и остаётся ярчайшим представителем красной заразы, и плевать прибалты хотели на его правоту. Рано, поздно, но вакцина против "красной заразы" в лице Кузи должна была появиться. Без лекарства нельзя, вот оно и появилось в Европе. Было терпимо до поры, пока Кузя болел коммунистической лепрой в границах союза и не заражал мир. Это в карантине можешь хворать до полного вымирания, или выздоровления, а в обычной среде нельзя. Кузи этого не понимали и растекались социалистическим говном по всему миру, а если встречали сопротивление - гневались. Итог: Кузе оставим прошлые награды и заблуждения, а ужасным латышам ненависть за убитых родственников.

– Не следует ставить на одну доску Кузьму Петровича и Сидора Сидоровича Сидорова, старосту его деревни времён оккупации. Сидора нашли в Канаде через пятьдесят лет и воздали по заслугам, а Кузьма не прячется в Риге и в наглую требует замены третьего позвонка шейного отдела в героическом теле.

– Верно: справедливость должна восторжествовать! Для всех! Сид служил врагам, а Кузьма Петрович стране советов, боролся "за правое дело" с коричневой чумой.. Разницу улавливаешь!?

– Что я, какие ко мне претензии? Разницу уловили все, кроме латышей, это они не принимают чужие "разницы". Упираются, и за убитых в прошлом родичей в настоящее время хотят видеть на шее Кузьмы "пеньковый галстук", как и на шее Сидора Сидоровича, земляка. Как отказать в мелочи ради всеобщего мира, чем скрасить долгий латвийский траур? Ужасные латыши настолько вредны, что и внукам передадут ненависть к петровичам, а хуже въевшейся ненависти одного народа к другому ничего иного нет. Латышам плевать, что Кузя когда-то выполнял приказ. И у поляков могут быть сомнения: "а не приложил ли Петрович руку с наганом к затылкам польских офицеров в Катыни"?
– и станут копаться. И Вермахт выполнял приказ, когда в кузиной деревне убивал односельчан. Разницы никакой, если не считать, что сегодняшний солдат Вермахта тихий и культурный человек, не требующий замены природных коленных чашек на титановые за счёт государства.

Двойной смысл "моста" дошёл позже: президент понимал правоту латышей и был согласен с ними на сто процентов, но, молча. Как мог сказать Лапердосову:

– Слышь, герой, чего сидишь в ужасной Латвии, чего ждёшь? Латыши прежде любовь к кузмичам не питали, а какую любовь ждать сегодня? Хорошего ничего не высидишь, любовь иссякла. Или отечественное изобретение "насильно мил не будешь" маразм стёр? Для тебя хорошее в этом мире давно прошло, кончились запасы хорошего, alles, латыши другими никогда не станут. И приструнивать никто не будет, окончились времена приструнивания, поэтому бери-ка ноги в руки и чеши в Россию!

– Делать такое предложение - признать Кузю полным идиотом без обследования у психиатра. Что родина ему, как герою, предложит взамен рижского жития? Столичное? Так столица не принадлежит лапердосовым, ныне в стольном граде гуляют не герои прошлых битв, зачем столице сверхплановые кузи? В провинцию? Нет, нет и нет!

– Ваша провинция сегодня сплошная грусть и слёзы! Во все времена провинция была грустной, а сегодня избалованному европейским житием Кузьме провинция скорая могила!

Кстати о могилах: чёрный цвет памятника - символ печали. В старину памятники родичам ставили исходя из возможностей: чем богаче и щедрее родичи - тем шикарнее памятник ставился. Места захоронения превращались в выставки некропольной архитектуры, видимым выражением любви живых к усопшим. Устроенный вами переворот в начале двадцатого века всех уровнял и такое "равенство" наиболее ярко отразилось в памятниках: таких надгробий, какое было у купца "первой гильдии" Гирькина Афанасия Ивановича уже никто не водружал.