Сегодня понял: говори мне два раза в сутки, утром и на сон грядущий:

– Завтра повесят!
– и моя нервная система в чувствительности поднимется на недосягаемую высоту.

– Женщины принимают войну тяжелее, оттого и нервничают глубже, оттого "у войны не женское лицо".

– Тоже мне, открытие нашёл. Один прокорм приравнивался к двум войнам одновременно. Заявить: "пропитания не было" - не могу, чем-то питались, но это "чем-то" к настоящему времени полностью вылетело из памяти. Стёрлось.

Избыточные переживания от налётов вражеской авиации превратили монастырских женщин в приборы необыкновенной чувствительности, и дар предвиденья на бомбёжки развился до такой степени, что каждая третья из них могла предсказывать будущий график налётов вражеской авиации с точностью в "три девятки":

– Нынче прилетят, аспиды, собираем узелки!

Дар пророчества не миновал и мать с поправками: если соседка Шурка публично заявляла:

– Сегодня ночью наша очередь получать подарки - шуркины предсказания по цене отодвигались на второй, а, то и третий план, что естественно женщинам, и спасать семейство в большом общественном подвале не водила. Если сегодня кто-то задаст вопрос:

– Не ответишь, где находился отец, когда мать с детьми спасалась?
– до конца дней будешь сидеть в одиночной камере!

– Камера на одного, но с "тиливизером", компьютером с выходом в "паутину" двадцать четыре часа в сутки? Согласен!

Отец, до скандалов средней тяжести с матерью, отказывался прятаться по ямам:

– На всё воля господня...
– и оставался в келье.

Численный состав не возражающих, помалкивающих и внешне согласных с любым чужим мнением мне не известен, но что сто процентов молчунов числятся в списках "себе на уме" и руководствуются собственными соображениями, не принимая чужих - наверное.

И мать имела график налётов вражеской авиации "на городок рабочих", но никого не пугала:

– Нынче прилетят обязательно!

Сегодня думаю: по причине малой грамотности мать не знала, что такое "графическое изображение событий" а в "операциях по спасению" руководствовалась чутьём на уровне зверя. Персональный матушкин график налётов не совпадал с прогнозами других женщин, потому и пребывал в непризнанных. Помимо графика мать имела собственное мнение и по иным вопросам:

– Нужны мы... Чего бомбить? Нашу трухобель?
– всё ветхое, начиная с кельи и кончая изношенной одежонки в звании "с плеч да в печь" матушка именовала приютским арго "трухобель".

И только единственный раз не поверила своим природным приборам и повела спасать выводок от предстоящей опасности.

Пожалует бомбёжка на головы наши, или обойдёт, как гроза, стороной - матушкин прибор не выдал сигнала, или сигнал подавила соседка Шурка заверением "прилетят, суки"!
– тайна непринятого сигнала останется нераскрытой навсегда.

Коли нынешние приборы с начинкой сложной электроники дают сбои - что требовать от тогдашнего определителя "прилетят - не прилетят"? Общий страх тогда не трогал только психически больных людей.

Не в большой, капитальный монастырский подвал со сводчатым потолком отправились сохранять тела, а в "убожество" на соседней улочке. В погреб, в яму не выше роста среднего человека. Что толкнуло мать в земляную нору? Дополнительная сестрицы Нюры;

– Сегодня прилетят обязательно!?
– если говорят двое - следует прислушаться? Почему мать дрогнула и поддалась чужим прогнозам? Прежде до веры кому-то не опускалась?

Подвал на соседней улице спасающиеся честили "убожеством", но презрение не удерживало от наполнения до предела. Так было и в ту памятную ночь.

Предсказание тётушки Нюры сбылось в начале ночи: подлая, неугомонная вражеская авиация пожаловала и, не мешкая, приступила к основному занятию: долго и обильно долбила город и станцию, а спасающиеся в "убожестве", наполовину умершие, слушали симфонию войны: бомбёжку.

Слушали и ждали: "вот-вот прекратится долбёжка далёких мест и вся мощь воздушного флота Германии обрушится на их яму! Заканчиваю седьмой десяток годов пребывания в мире, но необъяснимая сила понуждает задавать в пустоту низменные и приземлённые вопросы:

– На чём держалась вера в яму, как хранительницу жизней? Хранить растительные припасы в зиму - да, справлялась, а сохранить жизни яма-погреб не обещала.

Нужно представить ночь конца лета сорок первого и тесный, закрытый изнутри слабенькой крышкой, погреб. Плюс отсутствие хотя бы кого-нибудь источника света, плюс обработка вражеской авиацией ей одной известных объектов. Хватит?

В возрасте шести лет дети с горшком управляются сами, если от неизвестного продукта на них не наваливается диарея... то есть, пардон, понос, а если не полные идиоты - знают о назначении ночного сосуда (горшка) и согласуют общение с ёмкостью, то есть, если уселся - управляй физиологическим процессом по командам из центра. Сделал - вычисти зад и жди следующей встречи с горшком, а до новой встречи замок в заду выполняет назначение и не открывается.