– Что это такое, говоришь? Это похоже на трындец.

– Нам?
– деловито поинтересовался Энке, без особого, впрочем, волнения.

– Этому сектору. Надежный древний артефакт взбесился, так, что штатный маг не смог с ним совладать, новые порталы возникают сами по себе. Ловушка чуть нас не схарчила. Я ее не услышал. Эфир молчит. Не зря махатма Мита забеспокоился. Локис начал расшатывать систему, до конца не преуспел, но процесс саморазрушения таки запустился. Двигать отсюда надо и разбираться Наверху. Артефакт в таком состоянии тут оставлять нельзя. И не унесешь...

Энке вдруг улыбнулся, как давно не улыбался Лексу - одними зубами. Обида, злость и вредность - в одной трудноописуемой гримасе.

– Ты чего оскалился?

– Объяснить мне про сей предмет ничего не хочешь? Хоть вкратце. Я, глядишь, что-нибудь дельное вспомню.

"Вспомню" вышло сквозь зубы, на манер шипения убиенной кобры.

– Трансформатор. Преобразует мысленный образ в реальность. На раджу лет примерно десять назад напали враги, отбиться не получилось, он и вколол булавку себе в бедро. А расстегнуть потом по понятной причине не сумел. Так и бегал по джунглям, народ топтал, пока ему копьем артефакт из ноги не вырвало. Только за это время почему-то, - я такого не встречал, - обратную трансформацию провести стало невозможно. Не подчиняется эта штуковина. Говорю же, надо срочно возвращаться...

– О! Точно! Вспомнил. Еще до... ну в общем, до моих больших злоключений... так стой!

Вскочила Ойя, затрубил окончательно проснувшийся раджа. Энке завертелся на месте, потом шагнул в вонючий угол к болящему.

– Хочешь, обратно человеком стать?
– потребовал джинн у слоноголового.
– Только в обмен на булавку. То есть, я тебе - ага, а ты ее - мне?

Раджа подскочил, будто снизу кольнули. Только вчера помирал! Всем своим видом, всем естеством, хоботом, руконогами и просто ногами он молил, требовал и выражал безоговорочное и полное согласие.

– Ага, - кивнул Энке.
– Гляди, не передумай.

Застежка булавки подалась легко, будто смазанная. Лекс ее только что пытался разнять, чуть пальцы себе не сломал. Камень в оголовке мигнул и потух.

Эфир мгновенно успокоился: не сыпало, не трясло, не ухало под ложечкой. Лекс посмотрел на собственные раскрытые ладони. Пальцы ходили ходуном. Протяжно на одной ноте пела Эхайя.

Вместо грузной шерстистой туши в углу на грязных тряпках сидел довольно молодой человек с чистой смуглой кожей, тонким профилем аристократа и совершенно седыми волосами. Он ощупывал свое лицо, не в силах еще поверить.

Во парню счастье-то привалило! Побегай ка десять лет по лесам и полям, все зная, все понимая, но не в состоянии что-либо изменить.

Раджа поднялся с гнилых тряпок, обнял Ойю и прижал ее к себе.

– О! Тут полная благодать. Можно смело оставлять болящего. Девочка с мамашей ему пропасть не дадут, - заключил Лекс.
– А нам надо поспешать. Медленно и печально следуем к выходу. Если с потолка посыплются камни, бросай булавку. Не хватало, тут погинуть за здорово живешь.

Они пятились, стараясь держаться открытых пространств. Но ничего не происходило. Бубнили голоса. Провожать гостей никто не вышел. И то ладно. Мало ли, раджа передумает и кинется возвращать собственность. За такую булавку можно целый сектор прикупить...

Железный конь Дисса вынырнул из ранних сумерек прямо на площадку перед полуразрушенным входом, развернулся на одном колесе и замер. Дисс проорал, перекрывая рев двигателя:

– Быстрее! Мы опоздали!

Лекс подбежал к люльке, из которой выскочила Ло, прыгнул в нее и сгреб женщину себе на колени.

– Энке!!!

– Я лучше пешком, - выпятил губу строптивый джинн.

– Ты там не пройдешь!
– рявкнул Дисс.

Конь уже разворачивался, когда Энке на ходу взлетел на заднее сиденье, и мертво вцепился в круглый поручень.

3

Ночь случилась темной и душной. Население городка еще по светлому времени попряталось. Большинство предпочитали подвалы. Так-то оно надежнее, если по улицам шарахается чужая пьяная солдатня. При чем, шарахается в надежде даже не на поживу - развлекались служивые. Все более-менее стоящее уже давно пограбили, кого надо урезали на голову и теперь вот слонялись без дела в ожидании наступления.

Анхель-Иолантис, которого Гуго про себя кликал Иолом, шагал впереди. Гуго следом. Они искали трактир. Есть хотелось, спасу нет. Рынок, на площади которого они днем давали представление, огораживала прочная решетка. В мирные времена торговцы товар по домам не тягали, на ночь оставляли тут же. Нынче ни один дурак не согласился бы бросить без присмотра хоть корку погрызенную. Решетку по темному времени запирали.

Через рынок было бы ближе. А так приходилось петлять сквозь дымные переулки. Кое-где на перекрестках в бочках дотлевал мусор, производя немного света и страшную вонь

Они как шли, так и свернули - гуськом. Бочка в дальнем конце узкого как кишка проулка не тлела, полыхала. От чего фигура Иола превратилась в черную кляксу. То ли из-за света, то ли из-за того, что паленый хлам сильно раздражал чувствительный нос, человека у стены Гуго заметил в самый последний момент. Тот стоял спиной. Штаны спущены. Поблескивали голые ягодицы - нужду пристроился справить.