Шрифт:
Как-то вечером, вернувшись со строительства, постучал в дверь Копнову.
— Ты, Валентин, не заглядывал на строительство танкового корпуса?
— Как же? Только сегодня там был. Вот это работают!
— Видел? То-то же… А читал о них стихи в многотиражке?
— Нет, еще не заглядывал…
— Вот газета, ну-ка почитай.
Копнов развернул газету.
Вот они — в стремительном наброске, В беглых, но решительных штрихах; В телогрейках, съеденных известкой, В кирзовых разбитых сапогах.— Верно! Такие они и есть. Вали дальше!
Вот они — отечества утеха: Вятичи, рязанцы, туляки, Те, которым горе не помеха, Те, которым робость не с руки. Сколько их с Московья, с Украины На Урал забросило войной, Чтобы враг за русские руины Поплатился дорогой ценой.— И поплатится! Еще как поплатится-то! — воскликнул Махов. — Только бы побыстрей возвели танковый корпус и дали бы развернуться нам… Только бы побыстрей…
Шубову врезались в память слова Сарычева: «Теперь главное — танки! Этому должно быть подчинено все!..» «Да, он прав: немцы подходят к Москве, не сегодня-завтра падет Киев, а Сарычев спокоен. Очевидно, верит, что мы устоим. И Махов верит! А я как-то растерялся… Естественно, меня ототрут с тракторами. Чтоб быть на виду — нужно жать на танки. А ведь я вполне мог бы возглавить это дело. Я знаю завод! Кому же еще руководить? Покажу себя, и Парышев поймет, что нужно опираться на меня. Надо делать так, чтоб ни одно указание Парышева не проходило мимо». Он позвонил. Вошла, как всегда, накрашенная секретарь. Она была сестрой его жены, и Шубов был с ней откровенен.
— Ты опять, Матильда, намазалась? Должна понять, что война и это неприлично. Разные люди бывают у меня.
— Понятно, Сеня. Что еще?
— Все телеграммы Махову просматривай и прежде показывай мне.
— Понятно. Что еще?
— А теперь иди и смой краску.
Матильда фыркнула и ушла, но минут через двадцать явилась снова.
— Что, смыла?
— Нет. Телеграмма Махову. Правительственная.
— Давай!
Шубов развернул телеграмму:
«Приднепровцы телеграфировали, эшелон пятнадцатитонным молотом попал под бомбежку. Уничтожен шабот молота — стопятидесятитонная стальная отливка. Срочно примите меры отливки шабота на месте. Сегодня вылетает нарочный с чертежами. О результатах сообщите незамедлительно.
Парышев».Прочитав, Шубов даже присвистнул.
— Ну, что? — спросила Матильда.
— Сейчас же снеси телеграмму секретарю Махова. Поняла?
Матильда пожала плечами, взяла телеграмму и ушла.
Шубов, поднявшись, заходил по кабинету, потирая руки. «Очевидно, Махов сейчас сам прибежит ко мне. Тут без меня не обойтись. Вот именно здесь-то я и должен себя показать…»
Шубов целый день просидел в кабинете, поджидая Махова, но тот не пришел.
«Странно. Неужели решил обойтись без меня?» — подумал Шубов, уезжая домой. Но утром, когда приехал на завод, Махов уже сидел в приемной. Шубов поздоровался с ним за руку, назвал по имени-отчеству, любезно пригласил в кабинет.
— Вот, взгляните, — тоже называя его по имени и отчеству, — сказал Махов, кладя на стол телеграмму и чертежи.
Шубов внимательно прочел телеграмму, словно видел ее первый раз, взглянул на чертеж.
— Да, дело серьезное, Я сейчас вызову главного металлурга и лучшего литейного мастера. Посоветуемся, — сказал Шубов, нажимая кнопку.
— Да, пожалуйста.
Вошла Матильда Ивановна, старательно стерев краску с губ.
— Срочно ко мне Случевского и Клейменова из второго литейного.
— Слушаюсь!
Почти тотчас вошел высокий и худой, как Шубов, горбоносый Случевский, с седой, торчащей шевелюрой.
— Вызывали, Семен Семенович? — спросил, осклабясь.
— Да, садитесь, Вадим Казимирович, есть важное дело.
По первым словам: «Вызывали, Семен Семенович» — Махов уже составил о нем нелестное мнение. Однако когда Шубов представил его как главного металлурга завода, Махов пожал его худую, длинную и холодную руку.
— Очень рад.
Шубов, отодвинув телеграмму, сказал, что нужно срочно отлить шаблон, и показал Случевскому чертеж.
Тот, шмыгая большим горбатым носом, долго рассматривал чертеж, думал, наконец спросил:
— Вес отливки сто пятьдесят тонн?
— Да, — подтвердил Шубов.
— Не выйдет, Семен Семенович. У нас и ковшей таких нет, и оборудование не приспособлено. Надо переадресовать заказ Уралмашу.
— Да ведь война! — не выдержал Махов. — Когда тут заниматься переадресовкой и перевозками?
В дверь протиснулся большой, седоусый, в брезентовой куртке литейный мастер Клейменов.
— А, Гаврила Никонович! — поднялся Шубов. — Проходите, присаживайтесь… Это потомственный литейный мастер, — обратился он к Махову. — Отец и дед его прошли «огненную работу» на казенных заводах. Такие мастера, как Гаврила Никонович, у нас на Урале наперечет. Познакомьтесь!