Эго углубление не ограничивалось страницами книг. Не будет преувеличением сказать, что написание и чтение книг увеличивало и улучшало знание человека о природе и жизни. «Примечательная виртуозность, с которой литераторы нового поколения могли имитировать вкусы, прикосновения, запахи или звуки с помощью слов, требовала от них более пристального внимания и изучения работы органов чувств, а затем - и передачи этого опыта читателям», пишет Эйзенстайн. Подобно художникам и композиторам, писатели были способны «изменять восприятие» так, чтобы «обогащать наше чувственное восприятие внешних раздражителей, расширять, а не сокращать чувственный отклик на многообразие человеческого опыта». Книжный текст не просто усиливал способность человека к абстрактному мышлению, он обогащал опыт человека в физическом мире, находящемся за пределами книги.

Один из важнейших уроков, полученный нами при изучении нейропластичности, заключается в том, что умственные способности, то есть нейронные цепи, которые мы развиваем для одних целей, могут служить и другим. По мере того как наши предки приучали свой мозг к дисциплине, заставлявшей их следить за повествованием или аргументацией на протяжении нескольких страниц подряд, их мышление стало более созерцательным, рефлективным и творческим. «Новые мысли куда охотнее приходили в мозг, способный перестраивать свою работу благодаря чтению, - говорит Марианна Вулф.
– Чтение и письмо добавили к нашему интеллектуальному репертуару более сложные навыки». По мнению Стивенса, тишина, сопутствующая углублённому чтению, стала «неотъемлемым атрибутом мышления».

Книги были не единственной причиной, по которой человеческое сознание трансформировалось в течение многих лет после появления печатного пресса. Свою роль играло множество новых технологий и социально-демографических тенденций. Но в центре перемен находились именно книги. Поскольку именно книга стала основным средством обмена знаниями и пониманием, её интеллектуальная этика легла в основу нашей культуры. Благодаря книге стали возможными и рассказ о самом себе, наполненный множеством деликатных нюансов (как в «Прелюдии» Вордсворта или эссе Эмерсона), и тончайшее понимание социальных и личных отношений, которые можно обнаружить в произведениях Джейн Остин, Г. Флобера и Генри Джеймса. Даже великие эксперименты в области нелинейного повествования, проводившиеся в XX веке Джеймсом Джойсом и Уильямом Берроузом, были бы невозможны, если бы писатели не предполагали, что их будут читать внимательные и терпеливые читатели. При переносе на страницу поток сознания становится буквальным и линейным.

Этика буквального изложения выражалась не только в том, что мы обычно считаем литературой. Её взяли на вооружение и историки, что проявилось в книге Э. Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». Она стала этикой философов, заметной в идеях Декарта, Локка, Канта и Ницше. И, что важнее всего, она стала этикой учёных. Многие согласятся с тем, что одним из наиболее влиятельных литературных трудов XIX века была книга Дарвина «Происхождение биологических видов». В XX веке литературная этика проявилась в таких разных книгах, как «Работы по теории относительности» А. Эйнштейна, «Общая теория занятости, процента и денег» Д. М.

Кейнса, «Структура научных революций» Томаса Куна и «Безмолвная весна» Рейчел Карсон. Ни одно из этих важнейших интеллектуальных достижений не было бы возможным без изменений в методах чтения и письма - а также восприятия и мышления, - вызванных эффективным воспроизведением длинных форм письма в напечатанных текстах.

* * *

Подобно нашим предкам, жившим во времена Средневековья, мы находимся сегодня между двумя технологическими мирами. После 550 лет развития печатные тексты и связанные с ними продукты сдвигаются из центра нашей интеллектуальной жизни на периферию. Это движение началось в середине XX века, когда мы начали уделять всё больше времени и внимания недорогим, обильным и бесконечно развлекающим нас продуктам первой волны электрических и электронных медиа - радио, кино, фонографу и телевидению. Однако все эти технологии были отчасти ограничены - они не могли переносить написанное слово. Они могли дополнить книгу, но не заменить её. Основной культурный поток, как и прежде, проистекал из под печатного пресса.

Теперь же он быстро и решительно изменил своё направление в новое русло. Электронная революция близится к своей кульминации. Компьютер - настольный, портативный или карманный - становится нашим постоянным компаньоном, а Интернет превращается в основное средство коммуникации, хранения, обработки и обмена информацией во всех формах, включая текстовую. Разумеется, новый мир останется письменным, в том смысле, что мы будем продолжать использовать в нём привычные символы алфавита. Мы не можем вернуться к утраченному миру устной культуры - точно так же, как не можем повернуть часы вспять и вернуться в то время, когда они ещё не были изобретены40. «Письмо, печать и компьютер, - пишет Уолтер Онг, - представляют собой различные методы технологического преобразования мира», а мир, однажды преобразованный с помощью определённой технологии, не способен вернуться к прежнему состоянию41. Однако мы постепенно начинаем понимать, что мир на экране у, это не то же самое, что мир на странице. Новая интеллектуальная этика начинает постепенно заваёвывать лидирующие позиции. В нашем мозге начинают вновь понемногу появляться новые пути.

ОТСТУПЛЕНИЕ

Ли де Форест и его потрясающий аудион[11]

Современные медиа берут начало в общем источнике - изобретении, редко упоминаемом в наши дни, однако сыгравшем столь же решающую роль в формировании общества, что и двигатель внутреннего сгорания или лампа накаливания. Это изобретение называлось «аудион». Оно представляло собой первый в мире электронный аудиоусилитель, а имя его создателя Ли де Форест.

Даже по сравнению с многочисленными американскими сумасшедшими изобретателями-гениями де Форест был настоящим сумасбродом. Надоедливый, некрасивый и презираемый - в своём школьном классе он считался «маменькиным сынком», - де Форест имел невероятное эго и столь же огромный комплекс неполноценности. В то время когда он не был занят очередной женитьбой, не разводился, не скандалил с деловыми партнёрами или не направлял свой бизнес в сторону очередного краха, он судился, либо защищаясь от обвинений в мошенничестве и нарушении авторских прав, либо подавая иски против многочисленных врагов.

Де Форест вырос в Алабаме и был сыном директора школы. Получив степень доктора технических наук в Йеле в 1896 году, он провёл десять лет, изучая новейшие технологии радио и телеграфа и отчаянно пытаясь совершить прорыв, который позволил бы ему сколотить состояние и сделать имя. В 1906 году его время пришло. Не представляя в точности, что именно он хочет сделать, Ли де Форест взял обычную 2-полюсную вакуумную трубку, направлявшую электрический ток с одного электрода (катода), на второй (анод), а затем добавил и третий, превратив тем самым диод в триод. Он обнаружил, что при отправке незначительного разряда в третий электрод происходило резкое увеличение силы тока между анодом и катодом. Получившееся устройство, как объяснял он в своей патентной заявке, могло бы применяться «для усиления слабого электрического тока».