Кроме разве что...

Огонек в паре десятков шагов. Виктор Кэндл осторожно идет на свет. Ох уж эти глупцы, бредущие на свет в тумане. Знали бы они, что их ждет...

И тут Виктор Кэндл встречает незнакомца - в тумане проглядывает силуэт высокого мужчины в пальто и цилиндре. Незнакомец стоит к нему спиной. Шарф обмотан вокруг шеи, воротник пальто поднят, руки в карманах. Ему, видимо, зябко. Свет идет от его головы - должно быть, курит сигарету или сигару...

– Мистер!- зовет Виктор Кэндл, но незнакомец не реагирует.

Виктор Кэндл подходит ближе и осторожно касается его плеча...

– Мистер! Вы не подскажете мне дорогу?

Виктор Кэндл обходит незнакомца и даже отшатывается. Незнакомец выглядит не слишком-то доброжелательно. Разумеется, откуда взяться доброжелательности, когда прозябаешь один в тумане.

Как оказалось, курить сигарету он не мог: рот его зашит. А свет идет из прорезей глазниц. Вместо головы у незнакомца большая тыква.

Тут же вспоминается старая детская хэллоуинская считалка:

Раз-два-три, раз-два-три!

Мой вести черед!

Раз-два-три, раз-два-три!

Это не наш огород!

Пять-шесть-семь, пять-шесть-семь!

Это худшая считалка в мире!

Пять-шесть-семь, пять-шесть-семь!

Куда же исчезло... четыре?

Четверку похитил страж огорода.

Водитель скелетского хоровода.

В глазах - огоньки, улыбка - пошире!

Сожрал он, играючи, это четыре.

Мистер Тыква, скажи-ка мне!

Сгину ль я в кромешной тьме?

Мой исход ли здесь остаться?!

Как домой, скажи, добраться?!

Как мне путь назад найти!

Тыква-тыква, позволь мне уйти!

И пусть у меня из перьев корона,

Мистер Тыква, я ведь не ворона!

Раз-два-три, раз-два-три!

Мой вести черед!

Раз-два-три, раз-два-три!

Смерть за мной идет!

Виктор Кэндл перевел дыхание. Мистер Тыква... Мистер Тыква - пугало, всего лишь пугало... он - пугало! Его не стоит бояться, если ты не ворона.

Нужно продолжать путь. Ведь как иначе он попадет домой (как думал он сам) или в печь (как полагали колдуны и ведьмы).

Виктор Кэндл вновь чувствует каминный дым. А еще запах чего-то вкусного... чего-то жареного или печеного. Он возвращается на дорожку и бредет дальше в туман. Он идет еще долго, и постепенно парк снова превращается в город. В какой-то миг деревья становятся кирпичными стенами. Он облокачивается на одну из них, и плющ, которым она заросла, тут же тянет к нему свои лозы...

Виктор Кэндл бредет, подгоняемый кровожадным мяуканьем и зелеными взглядами. Один раз он даже спотыкается о черную кошку. Он идет и бормочет себе под нос:

– Я вернулся в мой родной городок, но он весь зарос плющом. Черные коты заполонили собой все улицы, и этот вой, что раздается с чердаков... Это все чей-то план, подлый замысел!- Он храбрится и успокаивает себя, пытаясь вызвать внутри злость, отыскать хоть крупицу уверенности в чем-то, но что-то не выходит.- Нет, я не боюсь, хоть и понимаю, что это ловушка, и что мне не сбежать, но я клянусь, я испорчу праздник всем этим ведьмам!

Виктор Кэндл идет на запах каминного дыма. И вдруг оказывается в неприметном местечке. Это то ли фабрика, то ли больница. У задней стены примостилась странная личность. Странная личность сидит на крошечной табуреточке и греется у... чемодана. Все верно, подле незнакомца стоит чемодан. Правда, в нем пробиты самые настоящие печные заслонки, сквозь чугунную решетку проглядывают багровые угли, из боковой стенки торчит коптящая труба.

Человек у чемодана греет руки у топки, подчас подбрасывая уголь и раздувая пламя небольшими мехами. На вертелках что-то жарится, шкварчит и плюется раскаленным жиром во все стороны. Колдуны и ведьмы были бы просто счастливы здесь оказаться. Странно, что они еще не слетелись сюда со всей округи, ведь этот человек в потертом черном пальто и остроконечной вишневой шляпе жарит мышей. Просто объедение (если ты ведьма), какая мерзость (если нет), ну, пахнет, вроде, неплохо (если ты голоден).

Виктор Кэндл подходит и спрашивает у Печника дорогу и время. Легкомысленно. Но Печнику не до всяких чудиков - его ведь ждут мыши. Он начинает что-то бубнить о ключах, шляпах, фонарях, метлах, котлах и зеркалах, но Виктор Кэндл не понимает, что он имеет в виду... То ли загадка, то ли еще что. Очевидно, ожидая ответа на свое бормотание и видя, что его не предвещается, Печник морщится, отчего его тонкие (явно нарисованные) усики начинают прыгать туда-сюда над верхней губой, достает из кармашка жилетки часы и тычет их под самый нос Виктора Кэндла. Затем он ворчит что-то недовольное, похожее на "Туда", вновь склоняется над чемоданом и подбрасывает уголь в печь.